Аттила России - [7]

Он окружал ее чрезвычайной заботливостью и вниманием. Так, зная, что Бодена страшно любит виноград и арбузы, он командировал своего адъютанта Бауэра в Крым за виноградом; второй курьер был послан в Венгрию за арбузами для «смуглянки-ведьмы», как Гриц называл Бодену. Он приказывал набивать ее матрас свежими розовыми лепестками, говоря, что «подобное тело не заслуживает иного ложа, кроме роз». Он выписал из Парижа и Лондона двух знаменитейших художников, которые по его приказанию нарисовали ему пляшущую Бодену во всевозможных позах.

А она… она издевалась над ним, капризничала, высказывала ему в лицо горькие истины. И, грозный для всех, Потемкин был мягче воска и покорнее собаки в руках капризной цыганки.

Окружающие склонны были видеть в этом следствие особых чар. И действительно — стоило светлейшему выйти из себя от дерзких причуд этого полуребенка-полуженщины, как она хватала бубен и принималась вертеться перед князем в прозрачных, развевающихся одеждах. И Потемкин смирялся. Так продолжалось до тех пор, пока…

Но читателю, интересующемуся судьбой Потемкина и Бодены, мы предложим обратиться к дальнейшим страницам нашего романа.

Часть первая. О безумном комаре и непокорной цыганке

I

Стоял чудный весенний день. По Павловскому парку медленно шла, прогуливаясь, парочка, казавшаяся живым олицетворением самой беспросветной скуки. Мужчина громко позевывал, потом принимался насвистывать сквозь зубы грубую солдатскую песенку; дама с грустной рассеянностью посматривала по сторонам, и умоляющий взгляд ее скорбных прекрасных, лучистых глаз обращался к спутнику только тогда, когда ему вдруг приходила в голову мысль заняться образованием одной из покорно следовавших за ним собак, что неизменно влекло за собой свист нагайки, жалобный визг собаки и грубые проклятия учителя.

Это были наследник русского престола, великий князь Павел Петрович, и его молодая супруга — великая княгиня Наталья Алексеевна.

Жертвы политики, чуждые друг другу и сердцем, и симпатиями, втайне досадовавшие друг на друга за несчастную судьбу[2], которая свела их вместе, они в самые первые дни своего брака вполне исчерпали все то немногое, что могла им дать совместная жизнь. Приходилось жить в почетной ссылке (им отвели для житья Павловский дворец), никого не видеть, кроме одних и тех же надоевших лиц свиты, не всегда симпатичных и зачастую вызывавших подозрение в шпионстве — словом, «первому дворянину государства» жилось хуже, чем последнему из его будущих подданных.

Единственным развлечением, доступным обоим августейшим супругам, были прогулки по парку в чудные дни ранней весны. Великому князю уже порядком надоели лошади и собаки, в обществе которых он проводил долгие дни, а великая княгиня не имела и этого. Поэтому они оба обрадовались возможности наслаждаться меланхолической красотой оживавшего парка.

Но сегодня прогулка по парку, завтра та же прогулка по тем же аллеям, то же самое и послезавтра, и на будущей неделе, и в следующем месяце, и так, может быть, на долгие годы — нет, это было так скучно, так убийственно тоскливо, что казалось — вот-вот не хватит больше терпения, и пойдешь на что угодно, лишь бы избавиться от столь невыносимого положения.

Вдруг великий князь прервал свои безрадостные думы и, сделав жене знак соблюдать тишину и осторожность, взял ее за руку и стал тихонько подкрадываться к старому ветвистому дубу, около которого в задумчивой позе стоял какой-то молодой офицер с карандашом и записной книжкой в руках.

Подкравшись к нему вплотную, Павел Петрович вдруг хлопнул его по плечу и спросил:

— Что ты здесь делаешь, приятель?

Офицер, не заметивший приближения великокняжеской пары, вздрогнул и испуганно обернулся. Узнав великого князя, он почтительно вытянулся в струнку и ответил, отдавая честь:

— Записываю кое-какие мысли, ваше высочество!

— А ну-ка, юный герой, давай используем это приятное совпадение! Милая Наташа, — обратился он к жене, — этот молодой человек, как ты можешь видеть по носимому им мундиру, состоит поручиком моей гвардии. Но у него имеется еще кое-что, чего ты по мундиру не увидишь. Действуя против мятежных сил бунтовщика Пугачева, имеющего дерзость выдавать себя за моего покойного отца, сей юный вояка выказал незаурядную храбрость, за что и поплатился серьезной раной. Ты думаешь, это — все? Как бы не так! Природа, знаешь ли, уж если кого взлюбит, так осыпает своими щедротами без всякой меры! Представь себе, он пишет, как говорят, весьма недурные стишки! Так сказать, Марс и Аполлон, соединившиеся в одном человеке!

— Вашему высочеству благоугодно шутить…

— Да нисколько, нисколько, милейший! Моя жена, которая, как истинная немка, любит больше всего на свете поэзию, сгорает желанием познакомиться с российским Пиндаром и его творениями. Так вот, от ее имени приказываю тебе неукоснительно явиться сегодня ровно в девять часов. Выпьешь с нами чашку чая, а если вашей милости угодно будет, так, может, почтите нас прочтением ваших поэтических творений?

— Присоединяюсь к просьбе мужа, — сказала великая княгиня с очаровательной улыбкой, — и заранее радуюсь тому наслаждению, которое вы доставите нам своей поэзией. Обещаем вам, что превратимся в слух и священный трепет!