Аттила - [27]

У Максимина перехватило дыхание от такой наглости и проступавшей за ней измены, но ему хватило хладнокровия, чтобы последовать совету Феодосия: он не знал о провокации и отдал приказ готовиться к отъезду.

«Уже мы вьючили скотину и хотели, по необходимости, пуститься в путь ночью, как пришли к нам некоторые Скифы с объявлением, что Аттила приказывает нам остановиться по причине ночного времени. К тому же месту пришли другие Скифы с присланными к нам Аттилой речными рыбами и быком. Поужинав, мы легли спать. Когда рассвело, мы еще надеялись, что получим от варвара какой-нибудь кроткий и снисходительный отзыв, но он прислал опять тех же людей с приказом удалиться, если мы не можем сказать ничего другого, кроме того, что ему было уже известно. Не дав на то никакого ответа, мы готовились к отъезду: между тем Вигила спорил с нами, утверждая, что нам надлежало объявить, что у нас было еще что сказать Аттиле».

Почему он так надрывался, настаивая на продолжении посольской миссии?

Утром Приск переговорил с галлом по имени Рустиций, который приехал разведать, какую торговлю он мог бы вести с гуннами. (На самом деле Рустиций был агентом Аттилы.) Он не входил в посольство, но Максимин позволил ему следовать вместе с ними. Он бегло говорил на языке гуннов и неоднократно беседовал со Скоттой. «Если хотите, чтобы Аттила вас принял, всё очень просто, — уверял он. — Пойдите со мной к Скотте, захватите подарки и попросите его замолвить словечко перед Аттилой, чтобы тот принял ваше посольство, не заставляя его ждать далее».

Приск увидел, что Скотта сразу стал очень любезен и сделал всё от него зависящее. Не успел Приск отчитаться перед Максимином, как Скотта уже прискакал к ним: Аттила хочет видеть их немедленно.

Спешно собранные римляне прошли через лагерь Скотты в большой шатер, «охраняемый многочисленной толпой варваров».

Аттила в белых одеждах и выбритый на римский манер сидел на деревянном табурете в окружении сановников, облаченных в тонкие и пестрые ткани, как пишет Приск, вероятно, украденные у китайцев и персов, расшитые птицами и цветами, самой лучшей работы.

Приск сразу решил, что шелка краденые: это многое говорит о том, как невысоко он ставил гуннов вообще.

Максимин вручил Аттиле послание Феодосия и одновременно передал ему пожелания доброго здоровья.

«Аттила отвечал: “Пусть с римлянами будет то, чего они мне желают”. Затем, обратив вдруг речь к Вигиле, он называл его бесстыдным животным, потому что решился приехать к нему, зная, что при заключении мира между ним и Анатолием было постановлено посланникам римским не приезжать к нему, пока все беглецы не будут выданы гуннам».

Вигила возразил: все беглецы здесь, их семнадцать. Строго по списку императора.

Аттила велел зачитать собственный список: в нем было три сотни имен.

Максимин хотел вставить слово, Аттила велел ему молчать и снова обратился к Вигиле. «Аттила, воспламенясь гневом, еще более ругал его и с криком говорил, что он посадил бы его на кол и предал бы на съедение птицам, если бы, подвергая его такому наказанию за его бесстыдство и за наглость слов его, не имел вида, что нарушает права посольства, ибо перебежчиков из его народа у римлян множество. <…> Аттила велел Вигиле выехать из его земли без малейшего замедления, сказав притом, что он пошлет вместе с ним Ислу (Эслу. — Е. К.) для объявления римлянам, чтобы они выдали ему всех бежавших к ним варваров, считая с того времени, как Карпилеон, сын Аэция, полководца западных римлян, был у него заложником».

Максимин хотел что-то сказать. Аттила снова велел ему молчать. Тогда Максимин повернулся к нему спиной и направился к своему шатру, сделав знак своим спутникам следовать за ним. Аттила встал и заговорил. Вопрос о перебежчиках — дело принципа. Он не может допустить, чтобы гунны состояли на жалованье у иноземной державы. Вигила должен был исполнить этот пункт соглашений, заключенных между ним и императором Востока. Он дает ему возможность исправить свою ошибку. Максимин счел это справедливым. Аттила, наконец, попросил его остаться при нем вместе со своим посольством и сопровождать его в столицу гуннов, куда он вскоре направится. Именно там он передаст ему свой ответ Феодосию, поскольку там состоится совет.

Максимин позволил Вигиле уехать с Эслой, вручил императору гуннов предназначавшиеся ему подарки и удалился в отведенный ему шатер, обитый изнутри роскошными мехами.

Отъезд в столицу Аттилы состоялся несколькими днями позже. Прошло еще несколько дней, и Скотта сообщил Максимину, что тому придется продолжить путь одному, поскольку Аттиле надо сделать остановку, чтобы жениться на дочери скифского князя Эскама, одного из своих советников, а ни один иноземец не может присутствовать при этом обряде.

Приск в своих записках насмешливо отзывается об этом браке, поскольку, по его словам, Аттила был уже женат больше двухсот раз.

Римляне с трудом продвигались вперед по пустынной и болотистой равнине. Налетевшая буря сбросила палатки в реку. Наконец они достигли какого-то селения. Там их радушно приняла одна из вдов Бледы, которая «прислала к нам кушанье и красивых женщин к удовлетворению нашему. Это по-скифски знак уважения. Мы благодарили женщин за кушанье, но отказались от дальнейшего с ними обхождения», поскольку изнемогали от усталости. Максимин преподнес княгине в качестве ответного подарка «три серебряные чаши, красных кож, перцу из Индии, финиковых плодов и других сластей, которые ценятся варварами, потому что там их не водится», как довольно безответственно заключает Приск, хронически недооценивающий познания гуннов.