Аттила, Бич Божий - [160]

Обращение франкского короля Хлодвига в католическую веру (496 г.), примеру которого последовали и другие германские монархи, устранило последнее серьезное препятствие, стоявшее на пути германцев и римлян к сотрудничеству. (Прежде франки, как и прочие германские племена, придерживались арианства, соответственно, были еретиками в глазах римлян.) Аэций заложил фундамент, на котором Теодорид (не путать с его тезкой, королем визиготов!) смог выстроить удачный римско-германский синтез в остроготской Италии. Из него развилась европейская средневековая цивилизация, политическим средоточием которой стали империя Карла Великого и Священная Римская империя. (Их преемником мы, вероятно, можем считать Европейский союз.)

Рим оставался центром европейской цивилизации все две тысячи лет нашей эры. Западная империя существовала почти четверть этого времени, Восточная — около трех четвертей, до 1453 года, когда пал Константинополь. (К примеру, король Генрих VIII родился менее чем через полвека после сего события, а это, с точки зрения длинной исторической перспективы, — позавчерашний день.) Влияние Рима на архитектуру, право, языки, искусство, религию, формы правления и т. д. и т. п. безмерно — и долговечно. Возьмем лишь один пример: почти два столетия у власти в Британской Индии находились молодые люди, получившие классическое образование и правившие страной по той же модели, какая была свойственна Римской империи; и в целом, что бы там ни говорили о моральных принципах империализма, управляли этим субконтинентом довольно-таки грамотно. Рим оставил нам замечательное наследие, и немалая заслуга в сохранении и передаче его принадлежит Аэцию — «последнему из римлян», как сказал о нем Прокопий.

Примечания автора

Рассматривая историю Римской империи в V веке, мы довольно хорошо осведомлены о том, что именно случилось, но не всегда — почему или как это произошло. Это вынуждает автора исторической книги «оживлять» состоящую из подлинных фактов основу произведения при помощи собственных гипотез и догадок, что позволяет лучше показать мотивировку и индивидуальные черты реальных персонажей. К примеру, нам неизвестно, действительно ли Аттила планировал создать «Великую Скифию» — это не более чем мое личное предположение. Тем не менее, то, что он мог этого желать, — вполне возможно. Величайшие завоеватели — Александр, скажем, или Наполеон — всегда стремились удовлетворить свои амбиции за счет разграбления городов и захвата чужих территорий.

Несмотря на немалое количество гипотетических отступлений, в своей работе я — за исключением некоторых отдельных случаев — старался строго придерживаться известных исторических фактов. (История Аттилы и Аэция столь необычна сама по себе, что и не нуждается в каком-либо приукрашивании.) Тем не менее кое-где мне пришлось слегка исказить реальность. Так, в моей книге бургунды перебрались в Савой за несколько лет до того, как это случилось на самом деле. Мой Констанций совмещает в себе черты двух реально существовавших персонажей, носивших это имя. Даже Гиббон допускает, что двух Констанциев «легко можно было спутать»; так что я не чувствую за собой особой вины за то, что объединил их. Именно его я сделал ключевой фигурой заговора, вынашиваемого Хрисафием с целью убийства Аттилы, а не Эдекона или Бигилу (Вигилия), двух агентов, более тесно участвовавших в этих интригах. Встреча Амвросия с Германом — лишь моя догадка, но, несомненно, не лишенная определенной вероятности, даже несмотря на всю ту сложность, которая возникает с датированием событий, происходивших в тот исторический период в Британии. Некоторые ученые (Винбольт, Мюссе и др.) считают, что имя Амвросия следует рассматривать в связи с событиями, имевшими место ближе к середине V века; другие (к примеру, Клири) выводят его на политическую арену в конце того же столетия. Как и Аэций, Амвросий Аврелиан (иногда называемый Аврелием Амвросием), по некоторым предположениям — сын консула, удостоился эпитета «последний из римлян». Предполагаемая дата второго посещения Германом Британии (440–444 гг.) практически совпадает с той, когда последовал третий призыв о помощи к Аэцию (445 г.), что, на мой взгляд, позволяет связать их между собой в романе. Эрнака я изобразил ребенком, а не юношей, каков он у Приска. Даниила, монаха-аскета, стоявшего в Константинополе на столпе, я поместил в этот город за десять лет до того, как он появился там в действительности. Кроме того, я произвел несколько незначительных топографических изменений: часть обнаруженного в Тарквиниях (южной столице этрусков) некрополя перенес на сотню миль западнее — но все еще в пределах Этрурии, — в долину Гарфаньяна; рассказывая о поездке Гая в Шварцвальд, слегка видоизменил рельеф местности (так, водопад Триберг стал располагаться на несколько миль южнее), и переместил Гиммельрайх из западной в восточную часть долины Хелленталь. Вышеупомянутые сдвиги были сделаны в интересах драматической эмфазы и гладкого повествования — и, полагаю, вполне простительны.

Что касается источников, то в основном я опирался на «Закат и падение Римской империи» Гиббона (рекомендую: захватывающее чтение обеспечено), «Историю Аттилы и гуннов» Э. — А. Томпсона и «Позднюю Римскую империю» моего бывшего преподавателя, А. — Х. — М. Джонса. Из множества книг, любезно предоставленных мне моим соиздателем, Хью Эндрю, особенно ценными оказались следующие: «Галлия в пятом веке» (серия статей, изданных Джоном Дринкуотером и Хью Элтоном); «Древние германцы. Быт, религия, культура» Малькольма Тодда; «Мир в древние века» Питера Брауна; «Варварские нашествия на Европу: германский натиск» Люсьена Мюссе и — настоящее сокровище! — «Рим: падение, которого не было» Стивена Уильямса и Джерарда Фрилла. Много полезной информации я почерпнул и из первоисточников: «