Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны - [18]

— Как дела, Эйб? Вы же Эйб, я правильно понял? Вам привет от Хелен.

Водитель нервно дернулся, когда Голд сел в машину, но успокоился после условленной фразы.

— Да, я Эйб, — ответил он, снимая руку с руля для рукопожатия.

На нем не было шляпы, и верхняя часть его треугольного лица казалась слишком массивной из-за полысевшего лба и плоской стрижки «помпадур». Проигнорировав его жест, Голд назвался Фрэнком Кесслером. Сказал, что работает химиком в другом городе. Бротман выразил восторг от возможности иметь дело с ученым, так как Хелен (Элизабет Террилл Бентли, выпускница Вассар-колледжа, ставшая советским курьером) совершенно ничего не понимала в технических вопросах.

— Эта девчонка думает, что фланец — это кухонная плита, — сказал Бротман. — Она не в состоянии расшифровать свои собственные записи. Я говорил Джону [не Яковлеву, а Якову Голосу], я сказал: «Джон, вы должны связать меня с кем-нибудь, кто понимает, о чем я говорю».

Голд заметил в ответ на это, что не знаком ни с Джоном, ни с Хелен. Выполняя полученные от Семенова инструкции, он спросил Бротмана о здоровье его жены Наоми и их маленькой дочки.

Бротман оживленно ответил, что обе они в порядке. А Кесслер женат? Голд, у которого были проблемы с одним из предыдущих информаторов, считавшим, что все холостяки — безответственные люди, вдруг почувствовал вдохновение и заявил, что женат. А дети у него есть? Да, двое, солгал Кесслер-Голд, двойняшки Эсси и Дэвид. Сколько им лет? Шесть, сказал Голд; они родились в 1935 году, когда он по делам ездил в Цинциннати. Он на время остановил лавину вопросов, рассказав анекдот про Цинциннати, который помнил еще со студенческих лет.

Бротман наклонился, чтобы включить радио, и поймал передачу с последнего раунда чемпионского боя между тяжеловесами Луисом и Новой на стадионе Поло Граундс, боя, который окончился страшным ударом правой руки Джо Луиса, после которого Лу Нова остался беспомощно валяться на ринге. После боя Бротман заговорил о бейсболе. Со всеми своими предыдущими связными Голд держался отчужденно, но тут он как будто утратил способность сохранять расстояние между собой и Бротманом. Голд не интересовался спортом, не играл даже в ручной мяч, как оказалось любимый Бротманом, однако он когда-то изучал бейсбольную статистику и смог вытащить из памяти детали игр, счет и причуды знаменитых игроков за далекие годы. Это был его главный и почти единственный важный маневр для поддержания разговора, которого хватало на вечер, но было недостаточно для продолжительного общения с таким человеком, как Бротман, чье любопытство было ненасытно.

Когда они зашли в кафетерий, чтобы продолжить разговор там, Голд осмотрел содержимое бумажника, дабы понять, что он может себе позволить. Бротман сразу же вытянул из него, что он тратит около 7 долларов собственных денег на железнодорожный билет и на еду, когда приезжает на встречи, поскольку в то время он не получал от аппарата никакого возмещения расходов.

Сильно сокрушаясь, Бротман припомнил, что не смог приехать на две предыдущие встречи с Голдом. Получалось, Голд понапрасну потратил собственные деньги. В конце концов Бротман заставил изумленного Голда принять от него десятидолларовую банкноту.

С таким человеком, как Бротман, упомянутые двойняшки не могли оставаться застывшей картинкой. Очевидно, они росли и учились в школе то хорошо, то плохо. Пришлось еще придумывать и приукрашивать их мать. На последующих встречах Гарри Голд сочинял по мелочи про своих воображаемых детей, чтобы удовлетворить навязчивое любопытство Бротмана: Эсси сломала ногу, а у Дэвида был полиомиелит, но оба они поправились, как и большинство настоящих детей.

Желая сохранить свой образ в глазах Бротмана, Гарри Голд стал невольно вспоминать о романах, которые, как ему казалось, действительно могли бы сложиться в его жизни, если бы он не был так занят. Он начал с Глории, очень красивой девушки «с разными глазами: один голубой, а другой карий», с которой он познакомился в троллейбусе в Филадельфии и потом еще несколько раз виделся впоследствии.

Он бы женился на Глории, сказал Голд, если бы не соперник в лице богатого молодого человека по имени Фрэнк, чей дядя занимался производством арахисовых батончиков. Пока он ухаживал за девушкой с одним голубым и другим карим глазом, он познакомился с ее подругой, юной, застенчивой, длинноногой манекенщицей по имени Арабелла, которая работала в фирме «Гимбелс» в Филадельфии, как он рассказал Бротману.

Постепенно Арабелла округлилась и превратилась в миловидную молодую женщину. Ее мать была простой домохозяйкой, а отец — азартным игроком, но он все равно за ней ухаживал, сказал Голд. Другим ее поклонником был некий грубый тип по прозвищу Ниггер Нейт, который «подыскивал девиц для борделей». Голд рассказал, как изгнал этого преступного субъекта при помощи комбинации из блефа и грубой силы и тем самым завоевал руку и сердце прекрасной Арабеллы. После некоторых задержек по финансовым и другим причинам, сказал Голд, со всей банальностью воображения, характерной для старомодных многосерийных радиопостановок, их с Арабеллой связали священные узы брака. Соседи поучаствовали в их свадьбе тем, что прислали вкусные блюда после церемонии. Такой же случай с участием не жены Гарри, ведь он так никогда и не женился, а его матери, был частой темой для разговоров в семейном кругу Голда. Будучи взрослым мужчиной за тридцать, Голд предался некоей подростковой фантазии о том, как заменяет отца в качестве объекта привязанности своей матери.