Атом в упряжке - [17]

— Чего же вы хотите? — спросил министр.

— Я хочу помочь вам, я хочу продолжать свои работы, чтобы получить новые источники энергии. Короче говоря, — и все его морщины перекочевали с лица на лоб, от чего он приобрел совершенно таинственный вид, — короче говоря, я занят исследованиями внутриатомной энергии. Мне, господин министр, нужно поставить опыты на заводах, где производятся особо прочные изоляторы. Такие заводы есть в Новой Зеландии и находятся в распоряжении вашего министерства. Дайте мне там лабораторию, обеспечьте меня, и мы вместе с вами похороним всех наших конкурентов, и в том числе Анилиновый концерн, так что через пять лет об этих покойниках все забудут.

Доктор Беньямин Шнейдер замолчал, откинувшись в кресле. Морщины медленно переползли с его лба назад и в некотором порядке расположились на непроницаемом и застывшем лице. В комнате воцарилась тишина, полнейшая тишина. Сквозь портьеры и обитые пробкой стены снаружи не доносилось ни звука.

Министр подпер обеими ладонями усталое лицо и глубоко задумался.

Визит директора энергетической лаборатории, его сообщения и предложение удивительно совпадали с мыслями, что в последнее время овладели министром. Страна, которую он любил, несмотря на презрение ко всему, что называлось чувствами, его Италия, родина новой религии капиталистов — фашизма, эта цветущая, сияющая и певучая Италия стояла на пороге промышленного банкротства. Она построила почти всю свою промышленность на богатейшем источнике энергии, на неисчерпаемых запасах внутреннего тепла нашей планеты. Старик Везувий был использован как насос, извлекавший это тепло из земли. Целая система тепловых установок питалась силой пара, нагретого в грандиозной подземной печи — Везувий толкал шпинделя паровых машин, вращал паровые турбины, грел, светил, двигал.

И все это совершенно бесплатно. Но всего с год назад, несмотря на ряд предосторожностей, на все отдушины, трещины и щели, которыми пестрел этот котел — Везувий, не желая взорваться, все же не выдержал. С такой же легкостью, как несколько тысяч лет назад, когда погибли Геркуланум и Помпея, он смахнул с себя весь мусор жалких человеческих построек и показал людям, что в природе осталось еще много необузданных сил.

С тех пор мысль всех патриотов итальянского капитализма билась над тем, как помешать медленному охлаждению итальянской промышленности, постепенному и неуклонному превращению ее в колонию остальных частей внешне единого государства буржуазии.

А тут еще эта желтая лиса — То-Кихо, пользуясь своим огромным авторитетом, посягает в союзе с химической промышленностью на богатые южноафриканские владения Италии, доставшиеся ей при умиротворении племен Внутренней Африки. Недаром он в последнее время так скрытен.

«Нет, — Бандиера поднял голову, — возможность упускать не стоит. Надо использовать этого пухлого человека и его поиски внутриатомной энергии. Может, он разгадает тайну аппарата Журавлева. Необходимо свести его с Журавлевым, нужно непременно и как можно быстрее найти этого неуловимого гения.

Но нет ли здесь обмана? Впрочем, какая из капиталистических фирм осмелится вырвать секрет у правительства Штатов? Это невозможно».

Бандиера посмотрел на доктора, живые глаза которого выглядывали мышатами из-под пушистых рыжеватых бровей. В этих глазках чувствовалась сдержанная заинтересованность. Министр отвернулся и сказал:

— Ладно. Я принимаю ваше предложение. Вам отведут лабораторию при правительственных заводах изоляторов и назначат содержание…

— Миллион, — коротко подсказал Беньямин Шнейдер.

— Хорошо, — после секундной паузы продолжал министр, — миллион. Но помните, — и он сердито поднялся, — если окажется, что вы лжец, если секреты правительственных заводов станут известны какому-либо концерну, то, основываясь на правах, предоставленных правительству Лигой Наций, мы вооруженной силой конфискуем имущество этих промышленников, а вас — вас, дорогой директор лаборатории, я найду у самого черта в зубах.

— Верю, — сказал Беньямин Шнейдер и поправил галстук. — Верю и знаю. Вам не следует беспокоиться. Ни одна фирма не узнает о том, что я увидел у вас на заводах.

При этих словах в его голосе зазвенели новые — твердые, металлические ноты. Он поднялся. Министр лениво надавил кнопку и велел Джиованне проводить господина доктора.

— Да, — сказал он на прощание, — возвращайтесь сюда через два часа. Сегодня мы будем ночевать в вагонах-пулях, которые за ночь доставят нас тоннелем в Новую Зеландию.

Выйдя на крыльцо, Беньямин Шнейдер оглянулся. За углом дома мелькнуло чье-то лицо. Он подошел к сигнальной тумбе на тротуаре и дважды надавил кнопку. Через несколько секунд подъехал крытый рыжий автомобиль. Назвав одну из главных улиц Рима, Беньямин Шнейдер забился в угол автомобиля, зажег свет и вынул записную книжку.

Удобно расположив ее на своем портфеле, он раскрыл автоматическое перо и мелким, но выразительным почерком написал следующее письмо:

«Глубокоуважаемый коллега. Зная вас со школьной скамьи, надеюсь, что уклад вашей жизни, привычки и, главное, характер остались прежними. Поэтому тешу себя мыслью, что вы и сегодня такой же трус, как двадцать пять лет назад. Я же, дорогой друг, сохранил всю свою давнюю решительность.