Атланты - [80]
Он с трудом повернул голову и добавил:
— Я ухожу из жизни счастливым, потому что все так и будет, и я шел рядом с тобой верным путем… Брат, ты бросишь мое тело в море.
— Нет!
— Тебя все равно принудит к этому зловоние от моего трупа… Не грусти. Мы еще увидимся… Плыви на юг… все время… на юг!
А затем свершилось то, что неотвратимо для всего живого: смерть начала свою работу, сжала холодной рукой непокорное сердце, и существо, только что трепетавшее и мыслившее, превратилось в прах, подхваченный ветром вечности. Он достойно завершил этот поединок, и, когда жизнь в нем наконец угасла, Гальдару показалось, что и он сам измучен нестерпимой болью. Столько раз этот старый человек не только возвращал ему надежду, но и помогал разобраться в себе самом. Этот голос, так часто упрекавший его, был ему настолько знаком, что стал как бы голосом его собственной требовательной совести. Его глаза наполнились слезами, но кто их мог сейчас увидеть: разве что море да Бог, у которого пока еще не было имени…
Океан не стал могилой старого моряка, как он того пожелал перед смертью. Гальдар не мог расстаться со своим товарищем. Он медленно и старательно зашил его в парусину, оставив открытым лишь лицо. Так ему казалось, что Ош все еще жив и рядом.
Начиналось последнее испытание. Сначала одиночество показалось ему таким невыносимым, давящим и мучительным, что захотелось сдаться и лечь на палубу рядом со своим другом и заснуть таким же непробудным сном. Но, склонившись над его застывшим лицом, Гальдар ощутил сначала жгучий стыд за свое малодушие, а потом — прилив жизненных сил. Он подсчитал, что если он поймает несколько рыб, то их вместе с имеющимся запасом сала и воды должно хватить дней на десять…
Он продержался гораздо дольше. Ему пришла в голову счастливая мысль выставить на палубе бочонок и другие емкости на случай маловероятного ливня. Вечером прошел слабый дождь, и это спасло его от жажды. Он нашел в трюме сеть, и море не поскупилось на улов. Он пытался устроиться, насколько мог. Но силы были на исходе. Он чувствовал, как нарастает слабость, как вялость стягивает его жилы, и ничего не мог с этим поделать. Это свое состояние он воспринимал не как освобождение, но как неизбежную милость: оно облегчало его душу и охлаждало жар его сердца.
Целые дни, час за часом, он наблюдал за облаками, плывущими над обтрепанным и разорванным птичьими клювами парусом, несмотря ни на что, все еще выполнявшим свою функцию: облака становились легче и светлей. Порой он смотрел на монотонно бегущие вдоль форштевня волны. Или пристально всматривался в лицо умершего друга. Но настал час, когда ему пришлось накрыть его, чтобы не было видно его разлагающейся, покрывающейся мраморными прожилками кожи, вид которой приводил Гальдара в отчаяние.
«Плыви на юг… все время… на юг», — приказывал ему голос умершего, все еще звучавший в его ушах.
Он тщательнейшим образом выверил курс корабля. Потом вдруг перестал следить за курсом и предоставил кораблю плыть по воле волн. Жизнь его становилась все короче, а душа — все темнее. Он воспринимал это свое состояние без протеста или отчаяния, даже старые печали покинули его. Отныне он ощущал себя пустым, как эта скорлупка, на которой он плыл. Зрение тоже тяготило его; перед его глазами возникали видения: стервятники, от которых он отбивается ударами весла, берега, созданные силой его воображения и населенные несуществующими созданиями, башни и обелиски Посейдониса, скрытые под толщей прозрачной воды. Ему мерещилось среди раковин золотое сверкание Великого Храма и металлический блеск укреплений. Потрескавшимися губами он бормотал:
Он не улавливал больше смысл этих слов; он просто вспомнил их звучание. Для его сердца и разума они значили не больше, чем ветер или плещущаяся о борт вода. Они даже не будили больше воспоминаний о маленькой рабыне из Сосновой виллы. Ее нежное лицо стерлось из его памяти.
8
Как всегда на заре, дурачок заворочался на охапке листьев, служивших ему постелью. Он с серьезным видом всмотрелся в небо, а затем одним прыжком перепрыгнул через спящих в гроте людей, некоторые из которых лежали, обнявшись, и вышел наружу.
Вприпрыжку, как коза, он помчался к морю. Чтобы добраться до него, надо было пройти по круто идущей вниз тропинке, чуть не падая в пропасть и цепляясь за неровности. Но он уверенно преодолел опасный спуск и повернул к пляжу. Пляж представлял собой застывший поток лавы: при соприкосновении с водой он раскололся и поднялся широкими глыбами, которые качались под ногами сумасшедшего. Точным прыжком он приземлился на утес, наполовину скрытый водой, и, скорчившись, сел там, подтянув колени к подбородку. Ветер трепал его спутанные волосы, а он любовался Океаном.
Старое чудище дремало под своей зеленоватой оболочкой, вздыхая и постанывая, как человек. Вода тихо плескалась между камнями, и казалось, будто во сне оно украдкой целовало этот остров, сжатый в цепких объятьях его огромных шевелящихся рук. Легкая рябь от дуновений ветра морщила переливчатую гладь моря. Над проливом нависало серо-зеленое марево со следами ночной темноты. Густая чернота прибрежной скалы перемежалась с бледными наплывами лавы. Каменистый берег, более светлого оттенка, уходил в море вытянутыми полосами, напоминающими по форме органные трубы…
Книга рассказывает о писательской, актерской, личной судьбе Мольера, подчеркивая, как близки нам сегодня и его творения и его человеческий облик. Жизнеописание Мольера и анализ пьес великого комедиографа вплетаются здесь в панораму французского общества XVII века. Эпоху, как и самого Мольера, автор стремится представить в противоречивом единстве величия и будничности.
У романа «Кони золотые» есть классический первоисточник — «Записки Гая Юлия Цезаря о Галльской войне». Цезарь рассказывает о победах своих легионов над варварами, населившими современную Францию. Автор как бы становится на сторону галлов, которые вели долгую, кровавую борьбу с завоевателями, но не оставили письменных свидетельств о варварстве римлян.Книга адресована поклонникам историко-приключенческой литературы.
Книга об одной из самых таинственных страниц средневековой истории — о расцвете и гибели духовно-рыцарского Ордена тамплиеров в трагическом для них и для всех участников Крестовых походов XIII столетии.О рыцарях Храма существует обширная научная и популярная литература, но тайна Ордена, прошедшего сложный путь от братства Бедных рыцарей, призванного охранять паломников, идущих к Святым местам, до богатейшей организации, на данный момент времени так и не раскрыта.Известный французский историк Жорж Бордонов пытается отыскать истину, используя в своем научном исследовании оригинальную форму подачи материала.
Перед вами еще один том впервые переведенных на русский язык исторических романов известного французского современного писателя и ученого, лауреата многих престижных литературных премий и наград Жоржа Бордонова.«Прошлое не есть груда остывшего пепла, — говорит один из героев его романа „Копья Иерусалима“. — Это цветок, раскрывающийся от нежного прикосновения. Это трепет сумрака в гуще леса, вздохи надежд и разочарований».Автор сметает с прошлого пепел забвения и находит в глубинах восьмивековой давности, в эпохе Крестовых походов романтическую и печальную историю монаха — тамплиера Гио, старого рыцаря Анселена и его юной дочери Жанны.В 1096 году по путям, проторенным паломниками из Европы в Палестину, двинулись тысячи рыцарей с алыми крестами на белых плащах.
В третий том избранных произведений известного современного французского писателя Жоржа Бордонова вошли исторические романы, время действия которых — XIX век.Вы, уважаемый читатель, конечно, обратили внимание на привлекательную особенность творчества автора, широко издаваемого во многих странах, а ныне, благодаря этому трехтомнику, ставшего популярным и в России. Прежде чем сесть в тиши кабинета за письменный стол, Ж. Бордонов внимательно изучает всю панораму увлекшей его исторической эпохи, весь «пантеон» полководцев и правителей, «по доброй или злой воле которых живут и умирают люди».
Филипп IV Красивый великий король Высокого Средневековья. Однако его правление остается загадкой, как и его характер и его личность, движимая настоящим политическим гением. Был ли он действительно "железным королем" или пользовался незаслуженной репутацией? Через драматические события (нападение на папу Бонифация VIII, суд и казнь тамплиеров, супружеская измена трех невесток, борьба с Англией) проявляется постоянная воля, направленная к одной цели: величию королевства Франция. Его изобретательность и воображение необыкновенны, также как пренебрежение нормами морали.
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.