Атлантия - [57]

– Бежим, – шепотом говорит Тру.

Он тянет меня за собой, и мы бежим сквозь белую пелену. Потом Тру резко останавливается, и мы оказываемся у самого канала. Он отпускает мою руку и прыгает в канал прямо перед лодкой. Я следую за ним.

К тому моменту, когда я присаживаюсь на корточки рядом с Тру, он уже успевает открыть панель. Так непривычно видеть металлические внутренности гондолы.

– Я могу ее завести, – говорит Тру. – До самого рынка она нас, может, и не довезет, но все равно так будет быстрее.

– Стражи порядка увидят гондолу, – возражаю я, – или услышат ее.

– Ну и пусть. Если во всей Атлантии туман сегодня такой же густой, как в ночь после смерти твоей мамы, они вряд ли смогут нас поймать.

Двигатель заводится, начинает урчать.

– Забирайся, – командует Тру. – И пригнись. Я сейчас.

Я забираюсь в лодку и опускаюсь между скамейками. Тру почти сразу же появляется рядом, и гондола трогается с места.

Мы скользим сквозь белый туман.

И храним молчание.

Когда мы целовались под деревьями, на нас кто угодно мог случайно натолкнуться, а мы все равно стояли там, обнявшись, и не могли друг от друга оторваться. А теперь мы одни, но мы ничего такого не делаем, только смотрим. Даже когда между нами проплывают клочки тумана, я все равно чувствую на себе взгляд Тру, такой же уверенный и нежный, как его поцелуи.

Нашу гондолу никто не останавливает. В этой части Атлантии так безлюдно, что даже жутковато становится. Но потом, когда мы оказываемся ближе к Нижнему рынку, я слышу чьи-то крики. Возле заграждения собралось несколько дюжин людей. Они либо невосприимчивы к голосам сирен, либо так волнуются за тех, кто остался внутри, что пока могут им противостоять. Одна женщина закрыла ладонями уши, она качает головой и рыдает, а тело ее бьет дрожь.

Стражи порядка кричат, чтобы мы уходили.

– Вы сейчас все равно уже ничего не сможете сделать, – говорят они. – Выживших нет. Идите домой, если не хотите, чтобы вас арестовали.

– Пожалуйста, расскажите нам, как все произошло! – просит какой-то мужчина. – Они очень страдали? Это была вода или воздух?

– Вода, – говорит кто-то.

Все поворачиваются, чтобы посмотреть, кто это сказал.

Майра.

Она выходит из-за заграждения, одежда на ней сухая, но зачесанные назад волосы мокрые.

А я-то думала, что моя тетушка в тюрьме. Что, интересно, она здесь делает?

– И воздух тоже, – добавляет Майра. – Они утонули, но если сначала упало давление воздуха, а мы считаем, что так все и было, то, когда прибыла вода, люди уже были без сознания.

Майру слушают все, даже стражи порядка, хотя она не использует свой голос так, как обычно это делает. Она не манипулирует, просто сухо сообщает известные ей факты.

По крайней мере, мне так кажется.

– Сейчас восстанавливают то, что еще возможно восстановить, – продолжает Майра. – А завтра надеются идентифицировать тела.

Кто-то кричит от злости и боли.

Майра закрывает глаза. Она собирается использовать свой голос. Я уже поняла, что она всегда перед этим словно бы подает окружающим своего рода знак. Чтобы это не было для них полной неожиданностью.

– Сюда направляется подкрепление: стражи порядка, несколько членов Совета и Верховный Жрец Невио. – В голосе Майры отчетливо слышно предостережение. – Если вы не уйдете, вас арестуют за нарушение порядка и отправят в камеры. Поверьте: тюрьма – не самое подходящее место, чтобы оплакивать близких.

Кое-кто из толпы начинает расходиться, но большинство собравшихся уступать не собираются.

Тогда Майра начинает петь: она присоединяется к голосам сирен, которые звучат из динамиков и призывают нас разойтись по домам.

Давно ли мою тетушку выпустили из камеры? Члены Совета раньше делали это, чтобы она им помогала. А сейчас? Интересно, ее освободили в связи с трагедией на Нижнем рынке или еще раньше?

Может, Совет попросил Майру сделать для них что-то еще?

У меня в голове мелькает страшная, темная мысль.

Члены Совета убили мою маму. Они способны на любое преступление, если им это на руку.

А Майра?

Ее взгляд останавливается на мне. На лице мелькает удивление. До этого момента тетушка меня не замечала. Продолжая петь, Майра движется в нашу сторону. Проходит мимо Тру и наклоняется, чтобы сказать что-то мне на ухо.

– Береги свой голос, Рио, – шепчет она. – Что бы ты сейчас ни делала, главное – не говори.

После этого Майра поворачивается ко мне спиной и подходит к женщине, которая все еще пытается сопротивляться. Несчастную бьет крупная дрожь. Майра наклоняется к этой женщине совсем близко и поет, обращаясь к ней. То, что делает моя тетя, плохо, ведь она заставляет людей поступать против их воли, но я вижу доброту и сострадание в ее глазах, и от этого мне становится больно.

Нет, Майра не стала бы устраивать брешь на Нижнем рынке. Она не такая, она просто не может быть источником зла. Как и я сама.

Тру берет меня за руку:

– Идем отсюда, Рио. И тебе, и мне лучше держаться от тюрьмы подальше.

Он прав. У нас обоих хватает секретов.

Гондолу мы находим там же, где и оставили. Тру заводит лодку, и мы плавно едем обратно к храму. Туман укрывает нас, а крики людей – до них уже добрались члены Совета и Невио – заглушают шум мотора.