Атлантида - [8]

— Вот! — с торжествам проговорил он, — все тут!

И гость захихикал, заерзал и словно утонул в кресле, из глубины которого заторчали одни его костлявые руки, ожесточенно потиравшие одна другую.

— В приборах я ровно ничего не понимаю, — ответил я, рассматривая вещицу, — и должен сознаться, что вообще изобретения меня не интересуют!

Судороги в кресле прекратились. Из него высунулся нос, а затем и вся бледная, некрасивая физиономия моего собеседника.

— Только не это! — произнес он. — Вы вот издали книжку «Странное»… о влиянии имени на судьбу человека. А окружающая нас обстановка имеет влияние на судьбу?

— Еще бы! Весьма большое!

— А почему?

— Ну, это требует долгих объяснений…

— Конечно, конечно!… — насмешливо прервал меня гость: — социальный вопрос, Карл Маркс, труд и капитал, сапоги всмятку… Ерунда-с! Дело не в том!

— В чем же?

— Вы бывали, конечно, в древних зданиях, в развалинах?

— Часто.

— И вы замечали их действие на вас? Идете по какому-нибудь бывшему кабаку, а ступать стараетесь мягко, говорите тише. Благоговейность какую-то чувствуете? Так?

— Несомненно.

— Ага!… в кабаке то! Это почему же?

— Таково вообще действие всякой старины на человека…

— Вы это «вообще»-то оставьте! Вы в упор мне определите — почему?

Я пожал плечами.

— А я оп-ре-де-ли-л!.. — выразительно произнес он. — В гипнотизм, в передачу человеческой воли на расстоянии верите?

— Верю.

— В электризацию тел, в скопление энергии, иначе говоря, впечатлений, — тоже, надеюсь? Я видел чудодейственные иконы и статуи, — продолжал мой гость, глядя куда-то через плечо мое.

— Тысячи людей ежедневно, в течении веков, горячо молились перед ними: миллионы устремляли на камень и дерево напряженные внимание и волю, и они впитали часть их и действуют на нас, как лейденская банка. Это бесспорно! В развалины замков и зданий я входил веселый, шумный, — веселье тотчас же исчезало во мне. В банях Рима я испытывал то же, что в храмах. Я разгадал, в конце концов, что не внешность их действует так на меня, а нечто другое, скрытое в самых стенах. Они восприняли прошедшее перед ними: в мертвых камнях, в меди, в дереве, в железе, везде заключены речи и тени людей, когда-либо проходивших мимо. Вот почему мы стихаем в старинных зданиях: они излучают силы, мы ощущаем прошлое, притаившееся кругом. Помните сказку о царевне, спящей в хрустальном гробу среди окаменелого царства? Эта царевна — минувшее, спящее околдованным сном в камнях!

— Да вы поэт, — вырвалось у меня.

— Нет, я Иван-Царевич, — гордо заявил гость и ударил себя кулаком в тощую грудь. — Я разрушил волшебный сон!

Красный, острый нос моего собеседника как-то не гармонировал с именем Ивана-Царевича; мне показалось, что передо мной свихнувшийся человек.

— Д-да… — протянул я, овладевая в видах предосторожности тяжелой пепельницей, стоявшей около него. — Это, конечно, любопытно…

Думаю, что никакой король Лир не вставал так величественно со своего седалища, как мой незнакомец.

— Не верите? — высокомерно спросил он. — Впрочем, понятно… Чем говорить, желаете, сделаем опыт?

Он схватился за свой прибор.

— Его надо приложить к стене — он присосется к ней и она расскажет нам то, что знает.

Сумасшедшим, когда затеи их незловредны, противоречить не следует; так как свободных стен в моем кабинете не оказалось, мы с гостем сняли железную кольчугу; одним нажатием руки он как бы приклеил свой кружок к стене, на ее место.

Бледно-синие, чуть заметные искры стали вспыхивать на концах проволочек.

Гость соединил некоторые из них между собой и среди напряженной тишины я явственно услыхал шаги тяжело нагруженного человека, приближавшегося к нам откуда-то снизу по трещавшим доскам.

— Тсс… сейчас заговорит… — прошептал незнакомец, кладя палец себе на губы и наклоняя ухо в сторону прибора.

— Неси кирпичи скорей, черт крашеный! — вдруг заорал из стены грубый голос: — заснул, пес те заешь!!..

— Не-сс…у… — хрипло и глухо долетело из-под пола.

Все стихло, кроме грузных шагов.

Я с изумлением глядел то на прибор, то на своего гостя. Он стоял, скрестив руки на груди, и улыбался; глаза его блестели.

— Поразительно! — произнеся.

Гость мой снял аппарат.

— Новый дом! — проговорил он, как бы извиняясь за выражение стены. — Рабочие… это понятно! Надо побывать где-нибудь в старом здании.

На этом мы и порешили.

* * *

Ровно через день после описанного мы с изобретателем катили по железной дороге к одному из моих приятелей, в имении которого находился старый дом, еще екатерининских времен, уже предназначенный к сломке.

Настроение у меня было повышенное.

Мой спутник, кроме виденного мною прибора, вез в особом ящике еще другие, дававшие возможность видеть прошлое.

Видеть и слышать мертвых! Было от чего волноваться и с нетерпением ждать приезда.

Под вечер того же дня на крестьянских дровнях, нанятых на станции, мы въехали на занесенный снегом, широкий помещичий двор; среди него темнел выкрашенный когда-то в дикую краску громадный двухэтажный дом с заколоченными окнами; верхний балкон его частью обвалился, частью висел еще в воздухе; крыльца не было; обшивка местами сгнила или была сорвана; вместо нее зияли дыры. Все производило впечатление полного запустения.