Атлантида - [26]
Капитан попросил Фридриха написать несколько слов в его альбом. По этому случаю он провел его в рубку, где хранились морские карты, и в отделение рулевого, где позади компаса находился штурвал; его поворачивал матрос, выполнявший приказания штурмана, отданные через слуховую трубу. Как показывал компас, «Роланд» держал курс на вест-зюйд-вест: двигаясь в южном направлении, капитан рассчитывал на более благоприятную погоду. Матрос у руля был весь внимание. Его бронзовое, обветренное лицо со светлой бородой и такими же синими, как вода за бортом корабля, глазами, лицо, которым безраздельно владела серьезность, было обращено к компасу. Несмотря на все колебания парохода, на его великолепные прыжки и скачки и стремительный слоновий бег, картушка в круглом медном котелке, подвешенном на кардане, оставалась в горизонтальном положении.
В своем собственном обиталище капитан стал более разговорчив. Красивый белокурый германец, чьи глаза, казалось, были сделаны из того же материала, что у стоявшего у руля матроса, усадил Фридриха и предложил ему сигары. Фридрих узнал, что фон Кессель холост, что две его старшие сестры не замужем, а у брата есть жена и дети. Фотографии обеих сестер, брата, его жены и их детей, а также родителей капитана, симметрично развешенные над темно-красным плюшевым диваном, были окружены ореолом святости.
Фридрих и тут не забыл задать все тот же вопрос — доставляет ли фон Кесселю радость его профессия.
— Назовите мне место на берегу, — ответил его собеседник, — где у меня будет такой же заработок, и я не задумываясь пойду на этот обмен. Работа моряка теряет свою привлекательность, когда уходят молодые годы.
У капитана был удивительно приятный гортанный голос. Фридриху он чем-то напомнил звук, который издают, сталкиваясь друг с другом, бильярдные шары из слоновой кости. Выговор у него был безупречный, без малейшего налета диалектного произношения.
— Брат у меня, господин фон Каммахер, человек семейный: жена и дети, — сказал он тоном, в котором, разумеется, не чувствовалось никакого намека на сентиментальность, и все же блеск в глазах выдавал его: он, конечно, боготворил племянников и племянниц, чьи фотографии с гордостью показывал Фридриху. Наконец фон Кессель сказал без обиняков:
— Моему брату можно позавидовать.
Он спросил Фридриха, приходится ли ему отцом генерал фон Каммахер. Фридрих ответил утвердительно. Фон Кессель проделал кампанию 1870–1871 годов лейтенантом в одном артиллерийском полку, которым командовал отец Фридриха. О нем капитан говорил с большим уважением. Фридрих пробыл у него в гостях более получаса, чем, кажется, доставил фон Кесселю особое удовольствие. Было удивительно, сколько мягкости и нежности таилось в душе этого человека. И каждый раз, прежде чем выказать частичку этих качеств, он бросал, затягиваясь сигарой, долгий испытующий взгляд на Фридриха. И мало-помалу становилось все яснее, какой магнит с особенной силой действовал на сердце белокурого великана. Он упоминал в беседе то горы Шварцвальда, то Тюрингенский лес. И Фридрих невольно представил себе этого прекрасного человека стоящим перед окружающей его уютной живой изгородью из кустов бирючины, с садовыми ножницами в руках или орудующим окулировочным ножом в кустах роз. Он, в этом Фридрих был убежден, с великой радостью навсегда погрузился бы в шум беспредельных лесов, легко отдав за него шум всех на свете океанов.
— Ну что ж, поживем — увидим! — сказал капитан с добродушной усмешкой, поднялся, положил перед Фридрихом увесистый альбом и добавил угрожающим тоном; — Запираю вас здесь наедине с пером и чернилами, а когда вернусь, должен непременно обнаружить на этой странице что-нибудь поучительное.
Фридрих полистал альбом. Не подлежало сомнению, что с ним была теснейшим образом связана надежда на грядки, на кусты крыжовника, на щебетание птиц и на жужжание пчел. Альбом, когда капитан в него заглядывал, конечно же, приносил облегчение его душе, отягощенной величайшей ответственностью за столько морских рейсов, и дарил надежду на лучшие времена, когда его владелец в тиши собственной скромной обители снова возьмет его в руки. Тогда альбом окажет ему услугу: в тихой гавани оживит в памяти былые опасности, трудности и заботы, превратив их в радостные воспоминания о выигранных сражениях.
