Атлантический рейс - [24]

– У нас уже весна... – слышится его голос, – снег стаял, и от земли парок идет. Возьмешь землю в ладони, а от нее запах такой, что потом руки мыть не хочется...

– Весной земля навозом пахнет, – замечает Колмогоров.

– И навозом тоже, – соглашается матрос. – Без него, дружище, урожая не будет.

Да, хорошо сейчас там, на берегу! И насколько удивительно хороша родная земля, можно, пожалуй, почувствовать лишь тогда, когда надолго оторван от нее.

А на корме смотрит в воду как зачарованный Лукьянец. Глаза его слипаются, веки набрякли. Это от недосыпания, но Иван не может спокойно спать, когда есть возможность подержать в руках удочку. В его чемодане – целая коллекция крючков, блесен, мотков; жилки, грузила, поплавки и еще какие-то хитроумные рыболовные приспособления. Вот и сейчас ему не спится: судно – на якоре, и нужно посмотреть, что же за рыбешка клюет на удочку у берегов этой далекой африканской страны. В мелких волнах качается большущий ярко-красный поплавок, жилка-леска привязана к поручням; раньше Иван наматывал леску прямо на палец, но это в океане, оказывается, не безопасно. Совсем недавно, позавчера вечером, какая-то рыба так клюнула, что чуть не утащила рыболова в воду.

– Ну, как клюет? – спрашиваю Ивана шепотом и заглядываю в мутную воду: небольшая речка, впадающая в океан, несет с собой массу ила и песка.

Иван кивает головой через левое плечо; там около плотиков лежит пара рыбин: одна небольшая, килограмма на полтора, широкая, плоская, с зубчатым спинным плавником; другая побольше, зеленоватая с янтарными глазами – по-видимому, очень вкусная рыба, с белым, нежным мясом. В этот момент поплавок вздрагивает, наклоняется и резко ныряет под воду. Иван, закусив губу, подсекает, леска, туго натянувшись и разрезая воду, уходит под корму. Быстро перебирая одетыми в перчатки руками, Иван метр за метром вытягивает на палубу мокрую леску... Вот поплавок, грузило, металлический поводок, а за ним видно чье-то мечущееся из стороны в сторону гибкое длинное тело.

– Кто это? – вскрикивает озадаченный рыболов и перекидывает через поручни большущего морского угря.

Упав на палубу, угорь широко разевает зубастый рот и, извиваясь гибким зеленоватым телом, ползет к голым ногам Лукьянца. Тот испуганно шарахается в сторону, прыгает на плотик и нервно вскрикивает:

– Брысь! Куда ты?

Как Иван разделался с угрем, я уже не видел, потому что над тихой водой разнесся голос Чернышева, усиленный динамиком:

– Вижу судно!

Это, конечно, «Олекма»; судно еще далеко, но уже виден изящный, с чуть наклоненными мачтами корпус. Спешу в каюту: нужно чуть подправить бороду.

Что может быть приятнее, чем встреча с друзьями вдалеке от Родины? Через полчаса «Олекма» бросает якорь невдалеке от нашего теплохода, и от его борта отваливает шлюпка, набитая смуглотелыми людьми. Уже пятый месяц бороздят олекминцы просторы океана в поисках сардины. Срок их работы кончается буквально на днях, а там – путь домой. Шлюпка быстро приближается, в бинокль видно много знакомых лиц, и среди них основательно пропеченное тропическим солнцем лицо инженера-гидрохимика Рема Берникова, с которым мы вместе плавали в предыдущем рейсе.

И вот Рем и еще трое сотрудников нашего института, работающих на «Олекме», сидят в нашей каюте. Град вопросов сыплется на них, поток вопросов обрушивается на нас. Их интересуют дела береговые, нас – дела морские.

– Прикройте дверь, – просит Рем.

Нам в этих широтах уже жарко, мы спим без одеял и на всю ночь включаем вентиляторы; им в этих местах уже холодно, они лезут на ночь под одеяла, прикрывают иллюминаторы и убирают в рундуки вентиляторы.

– Ну что интересного произошло у вас в рейсе?

– В рейсе? – задумывается Рем. – Да нет, ничего особенного. Все обычное: на севере трепали штормы, но проскочили благополучно, потом вдоль западного побережья Африки шли на юг, делали разрезы. На юге замучили ливни и жара. Были в Дакаре, Конакри, Теме.

– Про акулу расскажите, – подсказывает Рему Олег Телешев, высокий, стройный парень. Он ходил в тропики впервые и поэтому у него впечатлений от рейса накопилось значительно больше.

– Акула вертушку лага проглотила, – оживляется Рем.

А дело было так. Судно должно было ложиться в дрейф, и штурман пошел на корму убирать лаг; потащил он линь, к которому прикреплена бронзовая вертушка, – и вдруг сильнейшим рывком линь был вырван из рук. В то же время стоящие на корме штурман, капитан и Берников увидели, как в том месте, где только что вертелась за кормой вертушка лага, всплыли две акулы. Одна отстала, а другая схватила наживку на тролле. И ее выволокли на палубу. Вскрыли акуле желудок, но он оказался пуст: по-видимому вертушку откусила та рыба, что отстала. Как видно, тяжело ей было гнаться за троллом с куском металла в брюхе.

– В районе Фритауна, – врывается в разговор Олег, – ночью во время взятия проб воды видели китовую акулу метров в пятнадцать длиной! Кто видел? Да почти все, кто был на палубе и в рубке: она раз пять проплыла вокруг судна.

Китовая акула. Однажды и мне посчастливилось познакомиться с этим морским гигантом. Китовая акула – самая крупная в мире рыба. Отдельные ее экземпляры достигают величины до 20 метров при весе в 16-18 тонн! У нее длинное, толстое, покрытое твердой кожей тело с высоким спинным плавником, широкая, тупая голова, несколько напоминающая голову жабы. Я помню, как, увидев около самого борта отвратительную, в складках, с мясистым ртом башку величиной с малогабаритный платяной шкаф, я отпрянул от борта и, почувствовав, как ослабли мои коленки, прислонился к мачте. Акула! Гигантская! Вот уж это, наверное, хищник, уж это, наверное, самая алчная, самая беспощадная из всех акул! Но, оказывается, гигантская акула – безобиднейшее, спокойное, незлобивое существо, питающееся мелкими стайными рачками и рыбой, обитающей в верхних слоях океана. Между прочим, нашелся на земле смельчак, который сумел сфотографировать китовую акулу из-под воды, сделать ее портреты, подплыв к самой ее голове, а потом прокатиться на ней, взобравшись на акулу верхом. Этот смелый эксперимент с гигантом океанских просторов проделал немецкий ныряльщик Ганс Хасс.