Ататюрк - [16]

«Я говорил и повторяю, что если бы я был наделен властью, то смог бы провести реформы, необходимые нашему обществу, я совершил бы переворот. В отличие от других я не верю, что можно постепенно, шаг за шагом заставить людей думать так, как я. До сих пор я потратил слишком много времени для изучения цивилизованной жизни, и почему теперь я должен опускаться до уровня народа? Я должен поднять его до своего уровня! Не я должен уподобляться людям, это они должны стать такими, как я; на самом деле некоторые детали этого вопроса требуют тщательного изучения; но сделать это необходимо».

Рассуждения Кемаля этим июльским вечером 1918 года подчас не вполне понятны. Но как не восхищаться силой основной идеи: его желанием на свой манер, путем переворота, установить особые отношения с народом, вывести его из темноты и невежества. За пять лет до создания республики, за десять лет до проведения грандиозных реформ в уме Кемаля уже был готов план осуществления этих идей. Но, чтобы добиться поставленной цели, первым и необходимым условием было одно: добиться власти.

8 июля Кемаль отмечает: «Энвер-паша продолжает свою политику, направленную против меня. Как я должен реагировать?»

Через три недели он записывает в дневник: «Этим вечером я решил вернуться в Вену». А 5 августа он был уже в Стамбуле.

Глава четвертая ОКОНЧАНИЕ ВОЙНЫ

Ситуация в столице, куда прибыл Кемаль, была крайне напряженной. Всё чаще в правительстве раздавались голоса, требующие заключения сепаратного мира. Среди этого хора практически единственным был голос главы Османской канцелярии, подтвердившего во время визита в Вену готовность идти до конца: «Мы сделаем всё возможное, чтобы национальный суверенитет сочетался с сохранением альянса» с Германией и Австро-Венгрией…

Острое ощущение усталости и даже уныния охватило Анатолию. В Стамбуле ситуация была не лучше: продукты практически исчезли с прилавков, а то, что можно было найти, стоило непомерно дорого; вместо денег, которых больше не существовало, использовались марки. Столица походила на горящий факел. Многие видели в гигантских пожарах, охвативших город в начале лета, предзнаменование беды. Авиация союзников регулярно бомбила город в течение последних дней июля.

Обманутая надежда

По прибытии в столицу Кемаль встречается с маршалом Иззетом, недавно назначенным генерал-адъютантом султана. Бывший начальник Генерального штаба, бывший военный министр, Иззет-паша сделал блестящую карьеру. Он познакомился с Кемалем во время войны на Балканах, а затем снова встретился с ним во время кампании в Восточной Анатолии в 1916–1917 годах. У Кемаля установились дружеские отношения с Иззетом, албанцем по происхождению. У молодого паши Иззет, годящийся ему в отцы, вызывает особый интерес: он мало интересуется политикой, злые языки поговаривали, что он плохой политик, и Энвер, сменивший его на посту военного министра, в течение двух лет пренебрегал им, не давая ему никакой должности.

Самостоятельно, а может быть и по совету Иззета, Кемаль попросил аудиенции у нового султана; и тот согласился принять его. В течение трех недель, проведенных в столице, Кемаль был принят Вахидеддином четыре раза, причем два из них — тет-а-тет. Об этих встречах можно судить только по версии самого Кемаля, читая его «Воспоминания», опубликованные в 1926 году.

Встретившись с султаном, которого он сопровождал в Германию несколькими месяцами ранее, паша начинает разговор в том же духе, в каком они беседовали прежде в отеле «Атлон». «Прежде всего нужно взять под контроль армию. Только в этом случае будет возможно принять необходимые меры». А позже, во время третьей встречи, когда султан заметил, что население голодает, Кемаль возразил, непоколебимый в своих убеждениях: «Ваше замечание совершенно справедливо, но ваше намерение накормить население Стамбула не освободило бы ваше величество от необходимости прибегнуть к более насущным и безотлагательным мерам во имя спасения страны… До тех пор, пока сила, обязанная защищать государство, нацию и всех ее союзников, находится в руках другого, вы будете только называться падишахом».

Армия в роли спасителя! Можно было только поражаться настойчивости и силе убежденности Кемаля. А между тем османская армия летом 1918 года была в плачевном состоянии. Повсюду, за исключением Кавказа, войска отступали под натиском противника. Дезертирство приобрело небывалые размеры. Согласно европейскому представителю в Стамбуле в июле 1918 года более двухсот тысяч дезертиров укрывались на Анатолийской равнине. Разведка союзников регулярно сообщала о мятежах, терзающих обескровленную армию. В течение последнего года этой «войны без надежды мы испытывали чувство стыда», напишет позже Исмет Инёню. Сам Кемаль, когда султан поставит его командовать 7-й армией в Сирии и Палестине, вышел из себя, обнаружив эту армию, потерявшей большую часть солдат, оставшейся без боеприпасов и продовольствия.

Вахидеддин в беседе со своим послом в Швейцарии высказал еще большую озабоченность, чем во время встреч с Кемалем. Не сдерживаясь, он сожалел о разногласиях между ведущими политическими деятелями, его беспокоили увеличение пожаров в Стамбуле и моральный дух армии: «Я опасаюсь общенародного восстания; к несчастью, ситуация оправдывает бунт… — И добавил: — В настоящий момент я не знаю никого, кому бы я мог доверить правительство… Мое государство на пороге гибели…» Новый султан знает, что за пределами Стамбула больше не существует ни авторитетов, ни порядка. Банды грабителей, зачастую состоящие из дезертиров, бродят по стране; крестьяне, которые больше не надеются на защиту полиции и жандармерии, укрываются в горах.