Ататюрк. Особое предназначение - [14]

Это был настоящий успех, и счастливый Кемаль поспешил в Салоники, где его с нетерпением ожидали любящая мать и дружелюбно настроенный к нему отчим.

Устроенная ими встреча превзошла все его ожидания.

Мать, отчим, сестра ловили каждое произнесенное им слово и спешили исполнить любое его желание.

Тем не менее, Зюбейде-ханым продолжала видеть в нем все еще маленького мальчика и, даже не замечая, как каждый раз хмурился недовольный ее нравоучениями Кемаль, постоянно делала ему замечания.

Не пожелав обострять отношения с матерью, он стал чаще уходить из дому.

— Есть два пути общения с родственниками, — говорил он, — либо вы полностью подчиняетесь им, либо не обращаете на них внимания. Я не хотел ни слушать мать, ни тем более ссориться с нею, дабы лишний раз не расстраивать ее. А потому и предпочитал проводить дома как можно меньше времени…

Матери не нравилось его постоянное отсутствие.

Но Кемаль жил уже своей жизнью, независимой ни от чьего желания.

— С ранних лет, — говорил он позже, — я не любил жить ни с матерью, ни с сестрой, ни с друзьями. Я всегда предпочитал быть одиноким и независимым…

Кемалю не сиделось дома, и вместе с верным Фуадом Булджой целыми днями пропадал в кафешантанах и ресторанчиках.

Глава III

Веселая жизнь не помешала ему успешно окончить лицей, и 13 марта 1899 года Кемаль поступил в Оттоманский военный колледж — высшее военное училище — Харбие.

Стамбул поразил Кемаля своим блеском и великолепием.

Как завороженный, бродил он по древнему городу.

Великолепные дома, старинные дворцы, роскошные виллы и магазины, элегантно одетые мужчины и красивые женщины, — все радовало глаз молодого человека и возбуждало воображение.

А сколько здесь было развлечений!

Кабачки, рестораны, кафешантаны с их веселой музыкой, блеском огней и никогда не бывающими грустными красивыми девушками.

Ему очень нравилось подниматься на знаменитую Галатскую башню и оттуда подолгу смотреть на распростертый внизу город и горевшее бирюзой и малахитом Мраморное море.

А чего стоил великолепный Босфор с утопающими в густой зелени роскошными виллами и дворцами.

В глубокой задумчивости бродил Кемаль по берегу, где каждое дерево и каждый камень были свидетелями многих исторических событий.

Да, в Стамбуле было от чего закружиться голове.

И она действительно кружилась у Кемаля от бившего со всех сторон великолепия.

Но стоило ему только оказаться в мусульманских районах города, как все его оживление исчезало.

И без того безрадостный пейзаж казался еще более унылым из-за совершенно одинаково одетых мужчин и прятавшихся за паранджой женщин.

Извечное противопоставление Востока и Запада здесь было явно не в пользу последнего, и Кемаль продолжал задаваться мучившим его еще в Салониках вопросом о том, почему же турки вынуждены жить какой-то совершенно другой жизнью, даже отдаленно не напоминавшей ту блестящую жизнь, какую он мог наблюдать в Пера.

Разве они хуже всех этих французов, англичан и немцев?

Разве не доказали они, славные потомки великого Эртогрула, свою силу и мощь на полях сражений?

Доказали, и не раз!

Тогда в чем же дело и кто виноват в той пропасти, которая разделяла, по сути дела, один и тот же город?

Это были трудные вопросы для молодого человека, и однажды в кафе, где Кемаль любил бывать, какой-то подвыпивший преподаватель истории весьма доходчиво объяснил ему, что вся беда была в капитуляциях и в ашаре.

Что такое капитуляции?

Своего рода «хартии», жалуемые могущественными турецкими султанами в пользу разрозненных и слабых европейских стран.

И первая из них, дарованная Западу самим Сулейманом Великолепным, выглядела скорее подачкой с барского стола.

А затем пошло-поехало!

И теперь в Османской империи процветал кто угодно, но только не ее коренное население.

Да и как можно было соперничать с иноземцами, не только свободными от османских законов, но освобожденными от налогов и таможенных пошлин?

Преподаватель сделал несколько больших глотков вина, и в следующую минуту Кемаль услышал небольшую лекцию по сельскому хозяйству.

Как он узнал, ашар взымался натурой при посредстве откупщиков, и до его уплаты крестьянин не имел права даже прикасаться к своему урожаю.

И хотя официально ашар составлял около двенадцати процентов от всего урожая, откупщики в результате всевозможных махинаций доводили его размер чуть ли не до половины.

Заплатив ашар и другие налоги, крестьянин оставался с одной третью своего урожая.

Да и тот чаще всего принадлежал ростовщику, и таким образом турецкое крестьянство постоянно было обречено на нищету.

И где уж там говорить о какой-то его заинтересованности в расширении своего убогого хозяйства и повышении производительности труда!

Преподаватель замолчал и, расстроенный нарисованной им печальной картиной, снова потянулся к вину.

Выпив, он с наслаждением закурил.

Выпустив огромный клуб дыма, на какие-то секунды закрывшего лицо, он горестно усмехнулся и сказал:

— И до тех пор, пока мы не…

Неожиданно для Кемаля он осекся на слове и, встав из-за стола, быстро пошел прочь.

За ним двинулся сидевший за соседним столом неприметный человек.

Кемаль грустно вздохнул.

Судя по всему, не в меру разговорившийся преподаватель прочитал свою последнюю в жизни лекцию…