Атаман Устя - [2]
— Вотъ и рыбка тоже разбоемъ живетъ. Ты ее подсиживаешь, будто проѣзжаго купца на дорогѣ, а она наровитъ тебя обманно взять. Съ крючка, что есть, стянуть, да уйти… Разъ, другой, третій клюнетъ, а тамъ и въ котелокъ ко мнѣ и въ уху. Изъ нашихъ тоже иной все клюетъ да клюетъ, да нарвется и на лобномъ мѣстѣ въ городѣ голову и сложитъ. Вотъ теперь атаманъ пеняетъ: гдѣ Измаилъ? гдѣ Петрынь? А они, поди, въ острогѣ, а то и въ Сибирь собираются, а то давно и въ аду кромѣшномъ обрѣтаются. Сложили головушки, напоровшись на кого, да прямо и къ сатанѣ. Прости, Господи. Другого имъ мѣста на томъ свѣтѣ не полагается. Стой! Стой! Погоди, крикнулъ дѣдъ, увидя средній поплавокъ, что мигалъ на водѣ и круги пускалъ.
Тихонько дернулъ дѣдушка Бѣлоусъ удочку, согнулось удилище, натянулась леса и потащилъ дѣдушка, ухмыляясь и не спѣша… Вотъ заплескало брызгами у края баркаса, перехватилъ дѣдъ бичевку и вытащилъ изъ воды бьющуюся серебристую рыбку. Застучала бѣдная объ доски, завертѣла хвостомъ въ рукѣ дѣда и шлепнулась въ кадушку его.
Надѣлъ Бѣлоусъ снова червяка, закинулъ уду и сталъ было додумывать думу свою: гдѣ теперь Измаилъ съ Петрынемъ? Да не додумалъ дѣдъ и снова задремалъ.
II
Вдоль по холму, со стороны поселка, показался мальчуганъ лѣтъ двѣнадцати. Подпрыгивая и напѣвая, онъ прошелъ было мимо Бѣлоуса, но вдругъ завидѣлъ старика внизу на баркасѣ, и лице его просіяло шаловливой усмѣшкой.
— Дѣдушка! А, дѣдушка? взвизгнулъ онъ, спустившись внизъ.
Старикъ очнулся, но не обернулся.
— Дѣдушка! крикнулъ мальчуганъ громче.
— А-сь? Чего? Кто тамъ? обернулся Бѣлоусъ.
— Дѣдушка, правда-ль, сказываютъ, ты водяного поймалъ… усмѣхаясь выговорилъ мальчуганъ заученыя слова.
— Постой на часъ. Я те дамъ… вскрикнулъ вдругъ Бѣлоусъ, — лясникъ… пустомеля.
Старикъ сдѣлалъ движеніе, будто хочетъ встать. Мальчуганъ отбѣжалъ шаговъ на пять въ гору и, смѣясь, остановился.
— Небось, не догонишь. Не пужай.
— Погоди. Ужотка… дома… я те дамъ…
— А что дашь… Я возьму. Водяного что-ль?
— Вихры надеру, поганцу.
— А вотъ и не надерешь…
Мальчуганъ Гаврюкъ усѣлся на томъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ, и, будто удовольствовавшись шуткой, которой весь поселокъ давно дразнилъ Бѣлоуса, — задумался о чемъ-то.
— Дѣдушка, — вскрикнулъ онъ снова.
— Ну?
— Сдѣлай мнѣ удочку. Я съ тобой удить буду…
— Гдѣ тебѣ, дураку… Иди лучше поглядывай за моими поплавками.
Мальчикъ спустился ближе, но остановился шагахъ въ трехъ отъ старика.
— Чуръ, не драться, дѣдушка.
— Ну, ну… Иди. Небось.
— То-то. Смотри. Ты обѣщался… просилъ мальчуганъ, неувѣренно приближаясь къ баркасу и вглядываясь въ лицо Бѣлоуса.
— Садись вотъ… Ну…
Но едва только мальчуганъ очутился на подачу руки отъ старика — какъ тотъ ухватилъ его за штанишки.
— Я тебя! поганецъ!..
— Дѣдушка! Дѣдушка!.. Не буду… Ей-ей. Ты обѣщался. Дѣдушка… отчаянно завопилъ мальчуганъ, какъ если-бъ его рѣзать собирались. Мальчуганъ свалился на земь и началъ брыкать ногами, удерживаясь за кустъ рукой.
Бѣлоусъ, ухвативъ его за одну ногу, тащилъ къ себѣ… Наконецъ старикъ выбился изъ силъ, выпустилъ ногу мальчугана, но успѣлъ разокъ треснуть по немъ ладонью, а въ другой разъ попалъ мимо по баркасу.
Мальчуганъ, освободясь, съ хохотомъ клубкомъ откатился въ сторону…
— Смотри, дурень, въ воду скатишься! вскрикнулъ Бѣлоусъ. Егоза поганая… Ну, иди. Садись. И вотъ сторожи за этимъ поплавкомъ; чуть шелохнется — тащи…
Мальчуганъ понялъ по голосу дѣда, что онъ больше его не тронетъ. Онъ храбро подошелъ и усѣлся рядомъ съ нимъ.
— А поглядѣть? Можетъ червяка-то ужъ и нѣту… важно заявилъ онъ.
— Погляди. Что-жь.
Мальчуганъ вытащилъ удочку изъ воды и, найдя крючокъ пустымъ, заговорилъ еще важнѣе.
— Вонъ оно по моему и есть! Это что-жь за уженье? Эдакъ, дѣдушка… и водяного не поймаешь! пробурчалъ онъ.
Бѣлоусъ замахнулся, мальчуганъ отклонился отъ него въ сторону и заоралъ визгливо.
— Не буду. Ей Богу, не буду…
Онъ взялъ червяка изъ разбитаго горшечка, который стоялъ около Бѣлоуса, и сталъ нацѣплять его на крючокъ. Червякъ извивался и скользилъ…
— Ишь вертится! Ишь вертится! Не любишь этого…
— Кому это полюбится! заговорилъ Бѣлоусъ. Дакась вотъ бетя пропорятъ такъ-то. Вотъ какъ хивинцы на колъ православныхъ сажаютъ. Тожъ и червяку. Тварь Божья.
— На колъ. Какъ на колъ?.. Нешто можно сидѣть на волу?
— Затѣмъ, Гаврюкъ, и сажаютъ, что нельзя. А кабы можно было на емъ сидѣть, такъ и не сажали бы.
— Ты сидѣлъ что-ль, дѣдушка?..
— Нѣту-ты. Зачѣмъ. Богъ миловалъ. Я просто въ полонѣ былъ у нихъ… Полгода въ арыкѣ сидѣлъ! прихвастнулъ Бѣлоусъ.
— А много ты, дѣдушка, походовъ дѣлалъ?
— Много. Счетъ потерялъ. И на нѣмца, и на хивинца, и на турку, и на крымцевъ! сочинялъ дѣдъ.
— Это вотъ Алимъ-то нашъ откуда?
— Да. И Алимъ оттуда. Городъ у нихъ — Бахчисарай звать, гдѣ ихъ ханъ проживаетъ людоѣдъ и сто стовъ женъ имѣетъ.
— Зачѣмъ?
— Что зачѣмъ?
— А женъ-то столько? Сто стовъ? Шутка!
— А стало быть дѣвокъ что-ль много, дѣвать некуда. Или тоже — законъ такой.
— Это подъ затылкомъ что-ль?
— Чего? Чего подъ затылкомъ?
— Законъ? Стало здѣсь вотъ? вымолвилъ Гаврюкъ, закинувъ руки за спину и показывая себѣ на шею.
— И чего ты брешешь, щенокъ.
— Да какъ же, дѣдушка. Сказывалъ атаманъ вчера, что коли долго Петрынь не ѣдетъ, стало его словилъ воевода… И, стало, ему по закону голову отрубятъ…
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Роман «Владимирские Мономахи» знаменитого во второй половине XIX века писателя Евгения Андреевича Салиаса — один из лучших в его творчестве. Основой романа стала обросшая легендами история основателей Выксунских заводов братьев Баташевых и их потомков, прозванных — за их практически абсолютную власть и огромные богатства — «Владимирскими Мономахами». На этом историческом фоне и разворачивается захватывающая любовно-авантюрная интрига повествования.
1705 год от Р.Х. Молодой царь Петр ведет войну, одевает бояр в европейскую одежду, бреет бороды, казнит стрельцов, повышает налоги, оделяет своих ставленников русскими землями… А в многолюдной, торговой, азиатской Астрахани все еще идет седмь тысящ двести тринадцатый год от сотворения мира, здесь уживаются православные и мусульмане, местные и заезжие купцы, здесь торгуют, промышляют, сплетничают, интригуют, влюбляются. Но когда разносится слух, что московские власти запрещают на семь лет церковные свадьбы, а всех девиц православных повелевают отдать за немцев поганых, Астрахань подымает бунт — диковинный, свадебный бунт.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол.
В первый том творческого наследия И. А. Аксенова вошли письма, изобразительное искусство, театр и кино; второй том включает историю литературы, теорию, критику, поэзию, прозу, переводы, воспоминания современников.https://ruslit.traumlibrary.net.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник произведений писателя-символиста Георгия Чулкова (1879–1939) вошли новеллы «Сестра», «Морская Царевна», «Подсолнухи», «Омут», «Судьба» и «Голос из могилы».
Русская фантастическая проза Серебряного века все еще остается terra incognita — белым пятном на литературной карте. Немало замечательных произведений как видных, так и менее именитых авторов до сих пор похоронены на страницах книг и журналов конца XIX — первых десятилетий XX столетия. Зачастую они неизвестны даже специалистам, не говоря уже о широком круге читателей. Этот богатейший и интереснейший пласт литературы Серебряного века по-прежнему пребывает в незаслуженном забвении. Антология «Фантастика Серебряного века» призвана восполнить создавшийся пробел.