Атаман (сборник) - [5]

— Пущай! — ответила Ксюша; она спешила доесть последнюю коврижку, чтобы ни с кем не делиться.

Печальное зрелище представляли собой покинутые здания — высокие крашеные сараи со стеклянными крышами; они побурели от снегов и дождей, а ветер сорвал с них флюгера и перебил множество стекол. Странный городок — без жителей, без вещей в разрушенных домах… Ласточки, голуби и скворцы были его единственными обитателями. Они гнездились и на метеорологической башне, и в павильонах, и в покосившихся будках, когда-то полных всяких сладостей — вафлей, халвы, конфект, мармеладу, бутылей с фруктовыми квасами и с лимонадом.

Все постройки были расположены кругом; посреди него, на небольшой площади, высилось нечто в роде беседки или, вернее вершины колокольни.

Волчок любил свое царство, беседка была его тронным залом.

Величаво, как и подобает истому царю, он прошел по широким ступеням, за ним Ксюша, его достойная невеста.

— Здорово, ребята! — нахмурив брови, пробасил он подданным, сидящим на деревянном парапете в ожидании его прибытия.

Один из подданных, Ванька — сторожев сын, которого Волчок спихнул с плота в Тухлую, — еще не совсем позабыл нанесенную ему обиду и куксился. Но Волчок строго взглянул на него, и так властен был его взгляд, что оскорбленный подданный лишь сокрушенно шлюркнул сопливым носом. Против Волчка ничего не поделаешь: надо слушаться…

Другой подданный держал в руках резиновую рогатку и мечтал, как он вечером разобьет пущенным из нее камнем фонарь. Мрачный, одинокий, воспитанник Сиротского дома, он слыл среди мальчишек за отчаянного головореза; Волчок взял его в свое царство после единоборства, предварительно расквасив ему нос и опрокинув наземь. «Пусти»! — захрипел тогда побежденный, — «А мне упокоришься»? — спросил Волчок. Тот обещал стать на веки вечные верным другом, — Волчок пощадил его и, действительно, нашел в нем преданного угрюмого раба. Дергач, как и Ванька, приходился Волчку однолетком.

Ленка, сестра Волчка, тоже находилась в числе подданных. Царь пустоши любил ее, хотя сильно подозревал, что до вдовства матка была не раз замужем, а дважды — очень не походила на него Ленка, бледная, высокая, покорная, с робкими движениями и слабым, точно умоляющим голосом.

— Вы чего же, черти, не отвечаете, как я повелел? — грозно крикнул Волчок и даже притопнул по полу беседки босою ногой.

Подданные соскочили со своих мест и вытянули руки по швам:

— Здравия желаем, атаман!

— То-то! Садитесь опять, да впредь-то не позабывайте, а то буду бить…

Подданные влезли обратно на свои места.

— Жениться задумал я! — выпалил Волчок, — на Ксюшке. Так вот… С сегодня она будет… ну… моя жена. Верно, ведь? — обратился к невесте Волчок.

— Ладно, мне все равно.

Волчок опять нахмурился:

— А звал я вас не за тем… Все о стране Персии… Видел я седни того самого тамошнего хана. Ай, и богат же, богат! На ногах сафьяновые коты, на руках перстни; халат, что у татарина, куда там — татарина, жаром горит халат-от; весь в золоте. Сказал я хану: «Мои удальцы собираются»! Похвалил: всем, бает, будет за старание по… по лошади.

— Ишь как! — удивилась Ленка, — мне-то коня ни к чему, а вам под стать.

Волчок рассердился.

— Молчать, дура! Видишь, не кончил слово я… Так вы, братцы, обряжайтесь. Пора выезжать. Уведем карбас али катер и задуем до Каспия, а по Каспию с рыбаками до страны Персии. Хан говорит: уже много мальчишек туда поехало, такие головотяпы, что ай-лю-ли! В Персии-то война страшенная, вот он и набирает тайком. А ежели кто разблаговестит, так того удушим.

Волчок вынул из кармана нож и воинственно погрозил им подданным.

— Так что молчок, ни гу-гу… Да и не в барыш вам болтать попусту: полиция учует, что мы в Персию собрались, перво-на-перво в тюрьму, а опосля на заре расстреляют. Закон такой, не то все давно бы утекли. Да и расстрельная-то казнь в большущую милость, скорее всего обольют керосином и подожгут, как того скубента, что в мае красный стяг на бульваре перед людом пронес.

Ванька со страхом шлюркнул носом, а Дергач зевнул: дескать, не запугаешь.

— А теперича выметайтесь! — окончил свою речь Волчок. — В тую субботу опять приходите, а кто супротивничать станет, дам ему взбучку здоровую.

— Прощай, брат! — буркнул мрачный Дергач.

— Прощай! — покровительственно ответил ему царь пустоши, пряча складешок.

Подданные быстро засеменили по заросшим дорожкам и один за другим исчезли в лазейке.

— Ну, Ксюшка! — тихо сказал Волчок, обнимая девочку, — давай же поженимся.

IV

Солнце стояло уже очень низко, когда они, царь пустоши и его царица, покинули беседку. Они шли, понурив головы и не говоря. Лицо Волчка было бледно, а движения вялые, расслабленные. Новенький нож, о котором так долго мальчик мечтал, более не радовал его, ничто не радовало Волчка, и, кроме того, он стыдился Ксюши, не смея даже взглянуть в ее сторону. Сколько боли, сколько слез он принес ей своею женитьбою — право, лучше бы навсегда остаться холостяком.

— Ксюша! — наконец, не выдержал Волчок.

Она замедлила шаг.

— Прости меня, Ксюшенька!

Плечи Волчка вздрогнули.

Ксюша не отвечала. Она уже не походила на ту маленькую и вечно веселую девочку, что недавно сидела на крыше сарая, грызя корочку хлеба. Выросла, преобразилась, поумнела и покрасивела. Опорком, валяющимся в грязи, чувствовал себя Волчок рядом с нею.