Атаман (сборник) - [28]
— Что ж, Павел так и сказал: кланяйся?
— А то как же? Вестимо так: «Кланяйся и горшок отдай».
Никон втыкает нож в приступок и остро взглядывает на убогого.
— А где Павел был утресь?
— А я почем знаю?
— Во лесях был? За охотою?
— Должно, не был, — соображает Кривда, — ежели б ходил, чай, еще не вернулся бы, да и порохом бы пропах. Не, не был!
Никон, щурясь, отрывает глаза от убогого и долгое время молчит.
— Ну ладно! — вдруг решает он. — Давай… Коли увидишь Павлуху, скажи спасибо, славный горшечино, больно способно в нем варево варить.
Он берет от Кривды горшок и внимательно разглядывает его со всех сторон.
Кривда прощается, бредет он к посаду: там по четвергам купцы Малафеевы милостыню подают.
— Погодь! — задерживает его Никон. — В посад тебе не идти.
— Эт-то как не идти?
— А так, я не приказываю. Сколько дадут Малафеевы?
— Три копейки.
— Ну…
Никон идет в келью и выносит оттуда капкан, русака и медную деньгу.
— На… Кати назад. Отдай Павлухе, а медь за ходьбу.
Кривда улыбается.
— Эт-та! Чудной ты, Никон. Стоснулось мне по тебе, давненько не виделись. Тебе бы в деревню: торчишь тутотка, что гриб.
— Не пойду! Что там потерял — выдел продан, деньги на исходе, сродники косо глядят. Не пойду! Уж лучше на линию в сторожа.
Кривда запихивает русака в суму, кладет три копейки за щеку, а капкан на плечо.
— Прощай. Може, из деревни-то и в посад поспею. Хе-хе.
— Прощай. Заходи.
Кривда исчезает за елями, и снова Никон один. Тихий ветер пролетает по лесу, поскрипывают деревья.
К вечеру земля холодеет, стихают ручьи, крепнут снега.
К вечеру ветер, злясь на слабеющую силу, воет, как волк, напоровшийся на острый сук и острым суком выколовший себе жадный глаз.
Петух-Степка взлетает на свою жердочку и засыпает, а Никон, подбросив в печку дров, сидит у багряного пламени, багряный и сам.
И не верится ему, что есть потаенная тропа, ведущая к тихому раю. Кабы была, можно бы было ступить на нее и идти и прийти к золотым воротам.
Крепко не верится.
Темно-сизые сумерки жалят печалью.
Слушает Никон тоскливые стоны ветра и знает, на что сердится ветер — мало порыскал по зимним полям, мало повил, не успел разметать свою силу по всем сторонам, а уж силы и нет, идут тихие дни и ласковые ночи, настигла землю весна.
Вспоминает Никон, как раз проснулся он зимнею ночью, словно от толчка, поднял голову и посмотрел, а за оконцем сверкают две голубые искры. Стукнул кулаком по стене, и звериные очи скрылись, кто то был — волк или леший? Все равно, а только не будь стены, съели бы Никона темные звери, не спастись бы и молитвою. Да и нельзя зверя винить, и ему жить хочется. Может, и он по-своему молится, выходя на добычу.
Никон зажигает лампу, вытаскивает из портов кошель и высыпает на ладонь все свое богатство, доставшееся ему после продажи выдела.
Сияют светлые рубли, двугривенники и пятиалтынные. Осталось их уже совсем немного, шесть целковых с полтиною. Весну и лето еще можно прожить, а потом…
Ветер поет, как орган в посадском трактире. Частенько захаживал туда Никон до ухода в леса. Стоит орган, трубастый, пузастый, и бьет по барабану двумя колотушками. А кругом разливанное море, кружит и радует хмель. И все как в тумане, по жилам течет распаленная кровь. Подходит к Никону гулящая девушка, а глаза у нее строгие и ручки как у цыганки, маленькие, а губки, что алые цветики. Обнимает он ее, дышит знойно.
Никон поспешно складывает деньги в кошель и засовывает его обратно за голенище.
А ветер уже пляшет и гогочет, как черт.
Точно порывом ветра, дверь распахивается. Никон сжимает кулаки и нахмуривается.
Стоит на пороге Павлуха, с винтовкою за спиной, с ягдташем.
Пьяные глаза смотрят в упор на Никона и слезятся от ветра.
— Обогреться пустишь?
Никон кивает головой на доски ложа.
— Садись.
Молчат. Павлуха свертывает дрожащими пальцами цигарку и закуривает.
— А я на лису! — заговаривает Павел. — Выследил. Убью беспременно.
— Убей! — тихо отвечает ему Никон.
И опять молчат. И смотрят друг на друга в упор.
— Ишь, ты… ветер бесится. По ночам-то, чай, скучно?
— Скучно, — вздыхает Никон, — тошнехонько!
Павел вынимает из ягдташа бутыль с водкою.
— Чарка есть?
Никон подает ему с полки синюю широкую чашку. Павел вышибает пробку и деловито нацеживает в чашку светлую, остро пахнущую водку.
— На, испей!
Никон берет от него чашку и медленными глотками осушает. И когда возвращает пустую чашку Павлу, уже стелются по келье туманы, заволакивая все. Только красный гребень Степки качается, как язык пожара, да мерцают глаза Павла.
— А теперича я!
Павлуха наливает и себе.
Так они выпивают еще по чашке и еще. Пустую бутылку Павлуха кладет в ягдташ.
Никону безудержно весело.
— Хо! хо! хо! хо! — заливается он. — А я плясать буду. Играй, орган! — он топает ногой по полу, свирепо взглядывая на собутыльника.
Павлуха запевает гнусавым голосом.
— Ой, жги! жги! жги! жги! говори! — кричит Никон и, неистово гремя сапогами, пускается в пляс.
Никон спотыкается и валится к ногам Павлухи, барахтается, как неуклюжий медведь, и обнимает пропитанный дегтем сапог Павла.
«На высокой развесистой березе сидит Кука и сдирает с нее белую бересту, ласково шуршащую в грязных руках Куки. Оторвет — и бросит, оторвет — и бросит, туда, вниз, в зелень листвы. Больно березе, шумит и со стоном качается. Злая Кука!..» В сборник малоизвестного русского писателя Бориса Алексеевича Верхоустинского вошли повесть и рассказы разных лет: • Лесное озеро (расс. 1912 г.). • Идиллия (расс. 1912 г.). • Корней и Домна (расс. 1913 г.). • Эмма Гансовна (пов. 1915 г.).
«Осенний ветер зол и дик — свистит и воет. Темное небо покрыто свинцовыми тучами, Волга вспененными волнами. Как таинственные звери, они высовывают седые, косматые головы из недр темно-синей реки и кружатся в необузданных хороводах, радуясь вольной вольности и завываниям осеннего ветра…» В сборник малоизвестного русского писателя Бориса Алексеевича Верхоустинского вошли повесть и рассказы разных лет: • Перед половодьем (пов. 1912 г.). • Правда (расс. 1913 г.). • Птица-чибис (расс.
«Рогнеда сидит у окна и смотрит, как плывут по вечернему небу волнистые тучи — тут тигр с отверстою пастью, там — чудовище, похожее на слона, а вот — и белые овечки, испуганно убегающие от них. Но не одни только звери на вечернем небе, есть и замки с башнями, и розовеющие моря, и лучезарные скалы. Память Рогнеды встревожена. Воскресают светлые поля, поднимаются зеленые холмы, и на холмах вырастают белые стены рыцарского замка… Все это было давно-давно, в милом детстве… Тогда Рогнеда жила в иной стране, в красном домике, покрытом черепицей, у прекрасного озера, расстилавшегося перед замком.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
Александр Митрофанович Федоров (1868-1949) — русский прозаик, поэт, драматург. Сборник рассказов «Осенняя паутина». 1917 г.
Михаил Владимирович Самыгин (псевдоним Марк Криницкий; 1874–1952) — русский писатель и драматург. Сборник рассказов «Ангел страха», 1918 г. В сборник вошли рассказы: Тайна барсука, Тора-Аможе, Неопалимая купина и др. Электронная версия книги подготовлена журналом «Фонарь».