Атаман - [179]

Шрифт
Интервал

Хуже другое, много хуже — то, что Малакен покинул Владивосток. Атаман едва не застонал от саднящей боли, возникшей в черепной коробке, выругался. Затем потянулся к электрической кнопке, привинченной к краю стола — генерал Савельев использовал все достижения современной техники, провел себе электричество даже в стол, — нажал на нее.

На пороге возник адъютант — не Евстигнеев, другой, чином повыше, штабс-капитан.

— У нас от головной боли что-нибудь есть? — спросил атаман.

— Есть. Порошки.

— Принеси!

Когда адъютант вернулся, неся порошки и стакан воды, атамана в кабинете не было. Тот, внезапно решившись, едва ля не бегом умчался в аппаратную, где сидели телеграфисты, скомандовал поднявшемуся навстречу поручику:

— Соедини-ка меня, братец, с Владивостоком, с Малакеном.

Щека у поручика нервно дернулась — он был все-таки офицером, а обращение «братец» применимо лишь к солдатам, — но атаман этого не заметил.

Атаман хотел отменить отход Малакена из Владивостока. Когда семеновские части, пусть даже немногочисленные, располагаются в городе — это одна ситуация, а когда их нет — ситуация совсем другая. Со знаком минус. В следующий миг он сжал пальцы в кулак, на отмашь рубанул рукой по воздуху и понесся к двери.

— Ваше высокопревосходительство! — вскричал поручик. — А как же связь с Владивостоком?

— Отставить связь с Владивостоком! — выкрикнул атаман на бегу, вновь нервно рубанул рукой воздух, но в следующую секунду опять остановился, словно им управляла какая-то неестественная сила: то появлялась она, то исчезала. — Стоп, стоп насчет отмены Владивостока! — рявкнул он. Помотал головой, как с похмелья, оглядел печальными, неожиданно заслезившимися глазами пространство и произнес севшим голосом: — Нет, Владивосток все-таки надо отменить... Спасибо, поручик!

Семенов вернулся в кабинет, лишь в прихожей остановился на мгновение, непонимающе глянул на стоящего у дверного косяка адъютанта со стаканом воды и порошками:

— Что это?

— Вы же сами просили... Лекарство от головной боли.

— Ничего я не просил. — Атаман раздраженно сморщился, словно проглотил горькую таблетку. — Выброси куда-нибудь эту гадость! Только здоровье портить. Не хочу!

Адъютант спокойно, прямо на глазах атамана швырнул коробку с порошком в ведерко для бумажного мусора и произнес запоздало:

— Слушаюсь!

Этого атаман уже не услышал — хлопнул дверью кабинета. Оставшись один, он тяжело опустился в кресло, закряхтел по-стариковски, как будто ни с того ни с сего совершенно внезапно к атаману подступила старость. Лицо его продолжало сохранять нерешительное выражение — он все колебался: а не отозвать ли приказ, данный генералу Малакену? В конце концов, казаки — не институтки, ничего с ними не случится, если они пропустят пару завтраков с обедами. От этого только стройнее станут. Зато не уйдут из Владивостока, что очень важно для их же будущего. А он, Семенов, сегодня же пошлет Малакену денег, чтобы тот закупил провиант в лавках. Но если еду не продадут, тогда как быть? Такое ведь может случиться: Меркуловы разошлют по лавкам приказ, и хрен тогда Малакен что получит — даже буханки хлеба не продадут ему трусливые людишки.

Конечно, остается вариант бивуака: казаки могут разбить лагерь где-нибудь на берегу реки либо вообще поставят палатки под скалами, у кромки моря, наловят рыбы, шлепнут пару нерп, завалят изюбра... Только вот много рыбы без хлеба не съешь. Русская душа без хлеба ничего не принимает, даже пирожные. Да и вариант бивуака возможен лишь вне Владивостока, за городской чертой.

Желваки на щеках атамана дернулись, напряглись, стали походить на два камня, обтянутые кожей, потом тихо опали. Приказ, данный генералу Малакену, он решил все-таки не отменять.


Дед сидел за пяльцами два дня, иголкой исколол себе все руки и несказанно удивлялся, что у него что-то еще получается, что за долгие годы не растерял приобретенных в давнюю пору навыков — сумел сработать вполне приличную вышивку.

Нитками на полотне были вышиты местные золотоносные горы — тут были помечены и золотые жилы, уходящие в камень сопок, и несколько ручьев, где водилось золото, и три щурфа, которые он засыпал — там можно было взять еще не менее шестидесяти пудов «рыжья» — примерно по двадцать пудиков с каждого шурфа, и еще несколько точек, где золото находилось в земле...

Сняв полотно с пяльцев, дед полюбовался им. Работа хоть и корявая, но прочная, вполне годная для долгого хранения. Платок — не бумажка, его случайно не выбросишь и задницу им подтирать не будешь, лет сто, а то и больше он запросто проживет. Что, собственно, и нужно было деду.

Он разогрел на плите утюг, отлитый из чугуна, и разгладил платок. Оглядел еще раз свою работу. Остался ею доволен, позвал Кланьку.

Когда та явилась, передал ей платок и произнес устало:

— Береги это как зеницу ока. Даже пуще ока береги.

— Что это?

— А вот, — произнес он живо и ткнул пальцем в замысловатый красный крест, вышитый подле зеленой горушки, — шурф номер три в Тигровой балке. Тигровую балку помнишь?

— Помню.

— Вот ручей, — дед потрогал пальцем тонкий синий стежок, пересекающий зеленое поле, — вот скрюченная сосна, похожая на гитару... Помнишь?


Еще от автора Валерий Дмитриевич Поволяев
Лесные солдаты

Лейтенант Чердынцев прибыл для службы на западной границе Советского Союза 21 июня 1941 года. Конечно же он и представить не мог, что принесёт самая короткая ночь в году и ему лично, и огромной стране, которую Чердынцев поклялся защищать. Отступление с боями, скитания по тылам опьянённого блицкригом врага, постоянное ожидание последней кровопролитной схватки… И наконец – неожиданное, но такое логичное решение – незваных пришельцев нужно бить здесь, на земле, куда тебя забросила военная судьбина. Бить беспощадно, днём и ночью, веря в то, что рано или поздно, но удастся вернуться на ставшую далёкой заставу, служба на которой для него закончилась, так и не успев начаться…


Тихая застава

Российским пограничникам, служащим на таджикско-афганской границе в смутные 1990-е годы, становится известно о том, что бандформирования готовятся напасть сразу на несколько застав. Для российской армии наступили не самые лучшие времена, поэтому надеяться пограничникам приходится лишь на собственные силы…Новые произведения известного писателя Валерия Поволяева, как всегда, держат читателя в напряжении до самой последней страницы.


Три дочери

У крестьянского сына Василия Егорова, приехавшего в Москву в начале XX века, и его жены Солоши было одиннадцать детей. Остались только три дочери, старшая из которых родилась в 1917 году. О судьбах этих трех красавиц – москвичек и рассказывает новый роман известного мастера отечественной остросюжетной прозы Валерия Поволяева. В книгу также включена повесть «Утром пришел садовник», которая издается впервые.


Царский угодник. Распутин

Известный писатель-историк Валерий Поволяев в своём романе «Царский угодник» обращается к феномену Распутина, человека, сыгравшего роковую роль в падении царского трона.


Лесная крепость

В романе «Лесная крепость» читатель вновь встретится с уже полюбившимися ему героями книги Валерия Поволяева «Лесные солдаты» – с бойцами Красной Армии, ставшими волей судьбы партизанами, и патриотами-подпольщиками. Их ждут тяжёлые бои, гибель друзей и близких, но они верят в то, что враг будет разбит и Победа непременно придёт. В книгу также включены повести, в которых признанный мастер отечественной остросюжетной литературы рассказывает о людях, с которыми ему довелось встретиться в Афганистане, – на войне, которая долго ещё будет отзываться болью в сердцах многих и многих россиян.


Русская рулетка

1921 год. Неспокойно на советско-финской границе, то и дело пытаются прорваться через нее то контрабандисты, то отряды контрреволюционеров. Да и в Северной столице под руководством профессора Таганцева возникает «Петроградская боевая организация». В нее входят разные люди – от домохозяек до поэтов, вот только цель у них одна – свержение советской власти. Стоит ли удивляться, что жизнь пограничника Костюрина, боцмана Тамаева, царского подполковника Шведова, чекиста Крестова и многих других людей уподобляется знаменитой «русской рулетке»?…


Рекомендуем почитать
Еретик

Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.


Арест Золотарева

Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…


Парижские могикане. Часть 1,2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


Ганнибал-Победитель

Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.


Сын гетмана

Середина XVII века. Речь Посполитая подмяла под себя почти всю Белую и Малую Русь. Но на завоеванных землях уже вовсю полыхает пламя освободительной борьбы. Малороссия волнуется как штормовое море, лихие казацкие ватаги не дают покоя захватчикам. Дело за малым – кто возглавит справедливое народное мщение, кто объединит его в единый мощный поток, который сметет ненавистных шляхтичей?И такой человек появился. Богдан Михайлович Хмельницкий (1595-1657) стал воистину национальным героем запорожского казачества и символом независимости Украины.


С Ермаком на Сибирь

Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.


Расплата

Роман известного русского писателя Геннадия Семенихина "Расплата" включает в себя третью книгу знаменитой трилогии "Новочеркасск", посвященной основанию города Новочеркасска - столицы Войска Донского. В основу романа положена история одного из старейших казачьих родов на протяжении XIX-XX веков.На страницах этого увлекательного произведения читатель встретится и со знаменитым атаманом Матвеем Платовым, и с его прямыми потомками - братьями Якушевыми, не по призыву, а по зову сердца ушедшими защищать Отечество в пылающем горниле Второй мировой войны.


Тучи идут на ветер

Роман об активном участнике Гражданской войны, организаторе красных конных частей на Дону, из которых впоследствии выросла легендарная конная армия, — Борисе Мокеевиче Думенко. Уничтоженный по клеветническому навету в 1920-м, герой реабилитирован лишь спустя 44 года. Обложку делал не я. Это издательская.