Атаман - [141]

Захотелось в тепло, в высокую пышную постель, захотелось ощутить рядом со своей головой прекрасную женскую головку, захотелось втянуть в себя запах женского тела, духов, мыла, чистоты... Захотелось также на расстоянии вытянутой руки поставить бронзовый колокольчик, чтобы было удобно вызывать повара-китайца или слугу-японца. Для того чтобы хорошо жить во Владивостоке, как здесь говорят, надо иметь русскую жену, китайского повара и японскую прислугу.

Большинство японцев, находящихся во Владивостоке и с трудом бормочущих «моя твоя совсем не понимай», русский язык знают очень даже прилично. Они притворяются, поскольку являются обычными кадровыми разведчиками армейского генштаба. Армия уходит, а разведчики остаются. Буйвид посмотрел на сопку, ощерившуюся стволами пушек. Около оружий в стойке «смирно» застыли расчеты, ожидающие команды.

Вести себя так дисциплинированно могут только каппелевцы, у всех остальных, даже у японцев, расчеты разболтанные — что хочу, то и ворочу. Буйвид помрачнел, усмехнулся угрюмо, захватив зубами кончик уса, пожевал его и решил, что не станет ввязываться в драку.

Да и каппелевцы не дураки, чтобы палить по портовым сооружениям. Буйвид снова вгляделся в водное пространство, пощелкал пальцами, подзывая Спирина с биноклем, но, вспомнив, что отослал его к каппелевцам, выплюнул изо рта ус и выругался. Ни любимого атамана, ни гродековских генералов, обещавших поддержать его, не было. Во всем Владивостоке, этом огромном городе, он остался один. Что-то щемящее, далекое, сожалеющее возникло в нем, родило легкое удушье. Буйвид достал из кармана вторую перчатку, натянул ее на руку и также защелкнул кнопку.

Снизу было видно, как Спирин вихрем пронесся вдоль домов, тормознул у одной из пушек — крохотной, с неуклюже расставленными колесами каракатицы, окруженной людьми, что-то спросил, потом помчался дальше — ординарец искал командира.

Вернулся Спирин не один. Он шел, держа в поводу коня, в сопровождении артиллерийского поручика и очень молодого полковника с гвардейской выправкой — явно каппелевского выдвиженца — уж больно молодым он был.

Увидев гостя, Буйвид неторопливо спешился, вскинул руку к виску и с места взял в карьер — привык в любой атаке действовать напористо:

— Не слишком ли жирно, господин полковник, на полсотню казаков — пять орудий? Да еще среди жилых домов? Вряд ли после этого вас будет поддерживать население.

— На поддержку населения мы и раньше не рассчитывали, полковник, — ответил каппедевец, — а сейчас — тем более. Пушки стоят не только здесь, но и напротив главпочтамта, где находятся ваши люди, стоят они и в других местах. Если начнется стрельба, то она начнется по всему городу.

— Полковник, должен заметить, что забайкальские казаки и владивостокские обыватели — это две большие разницы, — немного сбавив пыл, произнес Буйвид, — казаков пушками вы не испугаете, мы к ним привыкли.

— А я и не собираюсь вас пугать, — сказал каплелевский полковник, — я вас просто уничтожу.

— Прямо так и уничтожите? Русские люди русских людей? — Буйвид нервно дернул уголком рта. — А где же славянская солидарность?

— У вас что, все славяне? — Каппелевский полковник обвел глазами лица казаков. — Все до единого?

— Все до единого.

— Я вижу слишком много монгольских лиц. На поверку Иван, глядишь, окажется Батмунхом, а Кузьма — Жолсораном.

— В России, полковник, как известно, едва ли не в восьмидесяти человеках из ста течет монгольская кровь.

— В моих — вряд ли. — Каппелевский полковник улыбнулся, обнажив чистые белые зубы, ровные, будто с рекламных плакатов универмага Кунста и Альберса, с которых на светских женщин, приходивших покупать модные парижские шляпы величиной с колесо от бронепоезда, смотрел господин с точно такими же безукоризненными зубами. А вот зубы у Буйвида были попорчены болезнями, таежными голодовками, плохой водой, часто болели, и поэтому он после первых минут общения с каппелевским полковником люто невзлюбил его. В крови этого человека не было не то чтобы ни одной монгольской капли, но даже полукапли, даже четверть капли. В жилах каппелевского полковника текла кровь северная — шведская, например, либо немецкая.

Разговор закончился неожиданно резко, в ультимативной форме, которой Буйвид, впрочем, не испугался — встречался и не с таким, однако если в течение ближайших двадцати минут не подоспеют гродековские генералы с подмогой, он будет обречен на поражение.

— Если через час ваши люди не покинут пристань, а также места, где они сейчас находятся, мы откроем огонь, — произнес каппелевский полковник с доброжелательной, очень откровенной улыбкой,

— Какие конкретно места? — попробовал потянуть время Буйвид.

— Вы их знаете лучше меня... Честь имею! — Каппелевский полковник вскинул руку к виску и зашагал с пристани прочь.

Артиллерийский поручик молча двинулся за ним. Буйвид оценивающе посмотрел им вслед, словно прикидывал, стоит связываться с каппелевцами или нет, нервно пощелкал кнопкой левой перчатки. Все правильно, если в течение ближайших двадцати минут не появятся гродековские казаки, игру можно считать законченной. Все ставки сгорят.