Аталанта в Калидоне - [19]

Я видел много страхов и чудес,

Но здесь нашёл я ту, что всех чудесней,

Грознее: непорочна, девственна богиня,

Пред ней, бесстрашный, ощущаю трепет,

Люблю и почитаю выше всех богов.

Мелеагр один, среди всех действующих лиц, не поддается мороку страха и раздора, создаваемому царицей. Почему? Потому что он бывал в иных странах, одерживал победы и привык полагаться на себя, на боевых друзей, на благосклонность богов; что ему заботы матери! Но в ее руках до сих пор хранится его смерть….

Непонятно, знает ли сам Мелеагр об этом? Эта неопределенность свойственна и мифу, сохранена она и в трагедии Суинберна. Завязавшийся клубок семейных ссор, за которым — желание наказать принца за непослушание, за предпочтение чужих богов своим родственникам, за выход из системы местных ценностей — растет, захватывая новых участников. Сам царь Этолии стремится помирить жену и сына, но Алфея готова пожертвовать всем и всеми ради сохранения единственной интересующей ее разновидности власти — власти над детьми. И она выступает уже и против мужа. Льются потоки слов о любви и заботе — с требованием смириться и вновь идти «под юбку»:

Умён ты, царь, но лучший ум хромает, 650

И справедлив, но рок сильнее правды,

И боги с равной силой поражают

Уста и честные и лживые, льют кровь

Святого и злодея в прах единый.

Довольно мудрых слов, что остужают,

Ведь сердце преисполнено огня,

От нежности, любви к тебе пылая,

Мой сын; и расширяются глаза,

Лишь на твое блестящее оружье

Взгляну, о славный; от любви к тебе 660

Глаза темнеют, наполняются слезами,

Душа пылает, прерывается дыханье….

Но Мелеагр с достоинством отстаивает свое право на любовь и служение:

Царица, моё сердце прожжено слезами

Твоими, и от жалости ослабли члены,

Любовь к тебе стесняет грудь и полнит горем:

Тебя узнал я раньше всех, твои глаза

И грудь боготворю, привязан духом

К тебе, люблю навеки всей душой.

Нет для мужчины ничего ужасней, 720

Чем видеть мать свою в тоске, несчастье.

Но будь что будет: мы живём лишь раз,

Прошедший день вовек не возвратить.

Часы и годы нас сильнее, мы

В их власти; Зевс, отец небесный наш,

Единый кормчий множества творений,

Взгляни на нас скорей и помоги,

Иль воздержись, коль хочешь ты иного.

Хор, как и в древнегреческой трагедии, становится усилителем страстей, толкователем тайных побуждений героев. Сбивчиво и дисгармонично звучит он теперь, в постоянных перебоях ритма, хаотических рифмах выражается нагнетание атмосферы недовольства, тревоги, отчаяния:

Зачем же явилась ты,

Когда ветры гуляли свободно,

Как весенних злаков цветы,

Как пена просторов водных?

От рожденья горька ты была,

Афродита, мать всех раздоров,

При тебе радость жизни ушла,

И в рыданиях нет перерыва,

На земле стало править горе. 780

Ибо Жизнь — не то же, что ты,

Но добра, спокойна, красива,

Плодородна, с лаской во взоре;

Не имели жала желанья,

Смерть — оружья, шипов кусты,

Так зачем ты здесь объявилась,

Чьё из пламени одеянье,

Ты, что губишь сердца мечты;

Ты из моря зачем просочилась,

Как из рваной сумы — зерно,

Как с большого костра — полено,

Рознь неся и болезнь, прикатилась?

Так зачем стало в мире темно?

Розе — шип, страсти — жало дано?..

Тема бунта против миропорядка (богов) беспокоила Суинберна, тревожит она и героев. Всех, кроме Мелеагра. Он — пример внутреннего спокойствия и готовности встретить гибель. Но разве гибель ждет не всех? Остальные персонажи действуют так, как будто способны обмануть судьбу.

Здесь в игру вступает последний, роковой персонаж. Девица Аталанта, выкормленная медведицей в диком лесу и оставшаяся дикаркой, девственница Артемиды, приглашенная именно с целью умилостивить богиню. Не отличаясь особым умом и чуткостью, она принимает как должное поклонение Мелеагра, не замечая до времени клубка бедствий, завязанного самим ее появлением. Собственно, и в дальнейшем эта девица ничем замечательным не отличилась, а в конце жизни вообще была превращена в львицу за нечестие перед богами. По-видимому, она есть просто орудие высших сил, неспособное к самостоятельным поступкам.

Ее знать Этолии встречает с еще большей злобой:

Надеть ей жертвенный венок и перерезать горло,

Кровь выпустить и дух — такою жертвой смогут

Мужи добиться помощи богов, хранителей удачи;

Живая ж бесполезна, будь она бутоном

На клумбе или спелым, сладким фруктом,

Созревшим для услады ртов мужских и ласк,

Иль хоть носи она копьё и тяжкий щит.

Скорей корова рогом одолеть быка сумеет,

Поборет жениха невеста или бога — человек.

Такую же я вижу здесь нелепость: всякой вещи 950

Свой путь — одно изменишь — и испортишь всё!

Аталанта ошарашена враждебностью тех, кто, собственно, ее и приглашал. С обидой она рассказывает о тяготах своего служения богине охотников, и предлагает желающим поменяться ролями:

Что я сказать ещё должна? Клянусь вам,

Богами света, телом девичьим своим,

Любою клятвой, что скуёт язык и волю злую:

Я не горда и не высокоумна,

Короны не желаю, славы и трофеев;

Вы тут пируйте, жуйте, объедайтесь,

Орите и без музыки скачите сыто,

Наполнив воздух диким пеньем, рвите струны,

В цимбалы бейте, колотите, как безумцы,

Перебирая непослушными ногами, 1020

Одни; к вам не приду, но помолившись,