Атака с ходу - [6]

Шрифт
Интервал

4

Спустя десять минут я привел роту.

Полсотня автоматчиков сбежала с пригорка. По обочине, радостно обгоняя строй, мчалась Пулька, пока кто-то не выскочил из колонны и не сгреб собачонку, чтобы лишний раз не попадалась на глаза начальству. Не успели мы поравняться с командирами, как Ананьев скомандовал:

- За мной, марш!

То шагом, то бегом рота быстро двигалась вниз. Теперь она подтянулась, собралась в одно целое и снова, будто не было ни боев, ни потерь, ни всяческих мелких я больших неувязок, стала чутким, согласованным механизмом, подвластным единой воле командира. Она была лучшей ротой в полку, и командир ее с замполитом были лучшими среди других. Перед наступлением на митинге сам генерал хвалил нашу роту, восемнадцать автоматчиков из которой получила тогда награды, в том числе и я - медаль «За отвагу». Как и многие, я очень гордился своей такой удачливой военной судьбой. Впрочем, я всегда был доволен и почти счастлив оттого, что довелось попасть в такое подразделение и к такому командиру, как старший лейтенант Ананьев. Иногда, правда, это чувство слабело, притупляясь, но в такие вот минуты всеобщего воодушевления оно становилось особенно сильным. Никто не спрашивал, что случилось, куда мы движемся: впереди бежали командиры, и мы готовы были на все, лишь бы в конце была удача.

Ананьев с Гриневичем и двумя дозорными бежали во главе роты. Щапа молчал, а Кривошеев твердил возбужденным шепотом:

- Мы к ним сбоку зайдем. Они вправо развернулись, а мы с фланга. Ей-богу! Так в землю зарылись, ни черта не видят. Турнем, что и не пикнут.

- Ладно, - устало дыша, оборвал его Ананьев. - Молчи пока.

На бегу оглядываясь, он отдавал распоряжения:

- За речкой - в цепь! Комиссар - с Пилипенкой, я - с Ваниным. И бегом!

- Ясно!

Сдерживая дыхание, автоматчики сбежали в низинку. Дождь вроде перестал, снежинки, наоборот, - посыпались гуще. Сумерки стали как будто светлее: по обе стороны темной от грязи дороги раскинулось серое с мокрыми пятнами поле. Ананьев все время посматривал по сторонам и вперед, да и Гриневич тоже - понятно, их тревожило: а вдруг загорится ракета? Нам бы еще минут десять-пятнадцать, главное, чтобы перебраться через речушку, которая уже шумела рядом с дорожной насыпью.

Погодя мы увидели перед собой и мостик. Впрочем, это был не мостик, а то, что от него осталось: высоковато над водой лежали три мокрые балки-бревна, по которым надо было перейти роте. На той стороне откуда-то появились двое: одни в плащ-палатке, другой в знакомой, опоясанной ремнями телогрейке - в нем нетрудно было узнать Ванина. Младший лейтенант ловко перебежал по бревну на эту сторону и присоединился к Ананьеву.

- Копают. Давайте быстрей!

На минуту они остановились, вполголоса обменялись несколькими фразами.

- Пойдешь направляющим! - Он подтолкнул Ванина и сам, не останавливаясь, довольно уверенно перешел на ту сторону. За ним перебежал Кривошеев, потом, подавив в себе страх, перебрался я. Гриневич сошел с насыпи и начал пробовать сапогом берег, чтобы перейти вброд. Ананьев стоял у мостка и нетерпеливыми жестами подгонял бойцов. Автоматчики по одному, не очень, правда, решительно, перебегали по двум бревнам, третье было потоньше и оказалось не совсем для того удобным. Мы с Ваниным страховали ребят в конце их не слишком безопасной пробежки. Некоторые лезли в воду и вслед за Гриневичем переходили речушку вброд.

- Быстро! Быстро! - громким шепотом повторял Ананьев. - И в цепь!

Бойцы, на ходу снимая автоматы, разбегались вширь. Цепь привычно выстраивалась на сумеречном склоне. На том берегу оставались уже немногие, и мы, не дожидаясь последних, бросились от моста догонять роту.

Дорога свернула куда-то вправо, под ногами вдруг зачавкал раскисший, вспаханный с осени участок, в котором по щиколотку завязли наши сапоги. Кто-то негромко выругался, Ванин круто взял в сторону, увлекая за собой автоматчиков, конец цепи оттого запутался, несколько человек сбилось в кучу, и Ананьев отчаянно замахал руками, рассредоточивая бойцов. Его, однако, не очень понимали в этой промозглой темени. Тогда Ванин немного растянул взвод вправо и бегом вернулся к ротному.

Мне с ними двумя было почти спокойно, казалось, пока они тут, ничего плохого не случится. К тому же я втайне любовался Ваниным, его ловкостью и даже некоторой лихостью, в глубине души сам мечтал стать таким же: ведь он был ненамного старше меня.

На склоне было чуть светлее, под ногами тихо шуршала полегшая прошлогодняя стерня, высохшие стебли бурьяна и репейника цеплялись за полы шинелей. Постепенно склон становился все круче, чувствовалось, недалеко была вершина, но сумерки все еще скрывали ее. Напористый ветер по-прежнему сыпал на землю снежной крупой.

Наконец, Ванин, бежавший впереди, взял наизготовку автомат, и я услышал в тишине, как щелкнул его затвор, поставленный на боевой взвод. Ананьев выдернул из-под накидки «вальтер». Я также поудобнее перехватил ППШ, подумав: «Скоро начнется».

Наверно, уже вся рота разбежалась в неровную, почти невидимую в ночи, беспорядочную цепь. Один ее фланг бесследно пропадал в сумраке, а на другом автоматчики опять стеснились в плотную, неудобную для атаки шеренгу. Склон между тем понемногу выравнивался, бежать стало легче, но впереди в сером, оснеженном полумраке угадывалась новая крутизна, и там же что-то темнело - кустарник или опять пахота. Возможно, однако, там были немцы. Чтобы не оказаться в такой момент за спиной у Ананьева, я слегка обежал его и пошел почти рядом. Он резко повернул в мою сторону:


Еще от автора Василь Быков
Сотников

Затерянный в белорусских лесах партизанский отряд нуждается в провизии, тёплых вещах, медикаментах для раненых. Командир решает отправить на задание по их доставке двух проверенных бойцов…Трагическая повесть о мужестве и трусости, о достоинстве и неодолимой силе духа.


Обелиск

Безымянный герой повести приезжает на похороны скоропостижно и безвременно скончавшегося Павла Миклашевича, простого сельского учителя. Здесь он знакомится его бывшим начальником Ткачуком, старым партизаном, который рассказывает ему историю об учителе Морозе и его учениках, среди которых был и Миклашевич. Это случилось в годы войны, когда Белоруссия была оккупирована войсками вермахта. Мороз пожертвовал жизнью ради своих учеников, но на обелиске нет его имени, хотя его постоянно кто-то дописывает. Интересная и грустная история об отваге, доблести и чести людей, подвиги которых несправедливо забыли.


Волчья стая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Знак беды

Осень сорок первого. Степанида и Петрок Богатька живут на хуторе Яхимовщина, в трех километрах от местечка Выселки. К ним-то и приводят полицаи вошедших в близлежащее село немцев. Мягкий по натуре Петрок поначалу всеми силами стремится избежать конфликтов с фашистами, надеясь, что все обойдется миром. Однако Степанида понимает, что в дом пришла беда. С первых же минут гитлеровцы ощущают молчаливое презрение хозяйки дома, ее явное нежелание хоть в чем-нибудь угождать...


Полюби меня, солдатик...

Писатель Василь Быков — участник Великой Отечественной войны, которая определила темы, сюжеты и выбор героев его произведений. Повести его прежде всего — о человеке, пытанном ледяной водой болот, мокрой глиной окопов, пустотой леса в ничейной полосе, неизвестностью исхода войны, соблазном бессилия, безнадежности, отступничества, бесконечностью раскисших дорог...В повести «Полюби меня, солдатик...» рассказывается о последнем дне войны, заставшем молодого лейтенанта-артиллериста в маленьком австрийском городке, где нежданно пришла к нему любовь, трагически оборванная звериной жестокостью человека.


Стужа

Партизанский отряд разгромлен. Уцелевший главный герой повести, молодой партиец Азевич, хоронит в предзимнем лесу последнего своего товарища. Первые заморозки. Первый снег. Страх. Голод. Одиночество. Скитаясь в поисках спасения, Азевич вспоминает середину тридцатых годов — свою молодость, свою партийную карьеру, свое предательство...


Рекомендуем почитать
Кровавое безумие Восточного фронта

Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…


Охота на Роммеля

Ричмонд Чэпмен — обычный солдат Второй мировой, и в то же время судьба его уникальна. Литератор и романтик, он добровольцем идет в армию и оказывается в Северной Африке в числе английских коммандос, задачей которых являются тайные операции в тылу врага. Рейды через пески и выжженные зноем горы без связи, иногда без воды, почти без боеприпасов и продовольствия… там выжить — уже подвиг. Однако Чэп и его боевые товарищи не только выживают, но и уничтожают склады и аэродромы немцев, нанося им ощутимые потери.


С днем рождения, минер!

Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.


Белый флаг над Кефаллинией

8 сентября 1943 года, правительство Бадольо, сменившее свергнутое фашистское правительство, подписало акт безоговорочной капитуляции Италии перед союзными силами. Командование немецкого гарнизона острова отдало тогда дивизии «Аккуи», размещенной на Кефаллинии, приказ сложить оружие и сдаться в плен. Однако солдаты и офицеры дивизии «Аккуи», несмотря на мучительные сомнения и медлительность своего командования, оказали немцам вооруженное сопротивление, зная при этом наперед, что противник, имея превосходство в авиации, в конце концов сломит их сопротивление.


Особенности национальной гарнизонной службы

Служба в армии — священный долг и почетная обязанность или утомительная повинность и бесцельно прожитые годы? Свой собственный — однозначно заинтересованный, порой философски глубокий, а иногда исполненный тонкой иронии и искрометного юмора — ответ на этот вопрос предлагает автор сборника «Особенности национальной гарнизонной службы», знающий армейскую жизнь не понаслышке, а, что называется, изнутри. Создавая внешне разрозненные во времени и пространстве рассказы о собственной службе в качестве рядового, сержанта и офицера, В.


Времена меняются

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.