Ассирийская рукопись - [17]

Шрифт
Интервал

Прощаемся мы очень тепло.

— Обязательно заходите, — говорит он, пожимая мне руку. — Запишите сейчас же мой телефон. Если нужно что, без всяких церемоний! Я считаю, что мы друзья.

...Ночные дома как скалы. Просекой в камне лежит улица. И завивается в ней голубым туманом даль...

Я еду туда, где кадриль электрических светлячков, где красные и зеленые стрелы прочерчивают грохочущий мрак. Воздушными кораблями выплывают огнистые трамваи и вспышками мигают автомобили...

Холодно. Стекла, оклеенные объявлениями, закутались в шерсть мороза. Со звоном, дребезгом, в толкотне и паре мчит меня вагон. Я тону в своих думах, поющих, как тихая музыка.

— Вечерняя газета! — лихо щелкает дверцей разносчик.

Невольно отвлекаюсь от своих мыслей и всматриваюсь в окружающие лица. Кто дремлет, а кто, как кажется, без мысли смотрит в окна, и все качаются.

Разные люди. Рядом сидит очень бледный человек в клетчатой кепке. Кусочки черных усов приклеились у него под носом. Он дремлет. Мне почему-то не верится в его сон...

Напротив меня — иностранец со смешливым птичьим лицом. О нем хлопочет знакомая девушка, учит по-русски.

— Не надо говорить «чистил руки», а «мыл»!

— О-о!

— Ну, скажите же что-нибудь.

— Папиросы, портной, едет!

Девушка хохочет. Очень доволен и иностранец, улыбаюсь и я.

— Проспект! — объявляет кондуктор.

Здесь мой «Олимп»!.. Со смутным чувством беспокойства вхожу я в стеклянные крылья вертушки у входа. В кармане еще раз нащупываю два последних полтинника.

— Вид, вид прежде всего! — думаю я. — Безмятежность, уверенность и чуть-чуть любезной наглости!

Первая — говорит, что ты при деньгах, второе — что ты гражданин со значением, а наглость... она почти всегда сопутствует в этих местах первым двум.

Ресторан расположился под цементными сводами в низких арках, словно в сточной трубе.

Перекресты табачных вихрей, шляпы и головы и столкновения лакеев. И вулкан оркестра, визжа, грохоча, извергается вверх, прямо в нависшие своды. Истошный рай!

В мои планы отнюдь не входило тотчас же занять себя столик и, бросив таким образом якорь, лишиться одного из полтинников.

Словно приглядывая место, проталкиваясь, извиняясь, я последовательно обхожу все закоулки гудящего зала.

Синяя шляпа с красным пером — где ты, мой маяк?!

Я занимаю столик на самом бойком месте — там, где лестница в гардероб.

— Бутылку пива, — говорю я официанту.

Рядом со мной уселись трое. Один с угловатым, точно из желтого камня, обитым лицом. Другой расплывшийся, чавкающий, вперемежку борода и мясо. Третьего, сползшего со стула, я не вижу за снопом бутылок.

...Краски передо мною линяют, шумная бестолочь становится скучной.

Время идет, а ее все нет и нет! Двенадцатый час. Дьявольщина, хоть за голову хватайся!

Неужели надул еврей? И пиво мое на исходе, и в мозг оно бросилось мрачным дурманом.

Но вот я срываюсь, со стула. Там, за шумным валом входящих, болтаются красным фонтаном перья. Вихрем я проношусь между столиками и направляюсь твердо к рампе, к огненному султану на синем черепе шляпки.

Она стоит спиной и разговаривает с подругой.

Я прямо, с ходу, говорю над ухом:

— Ниночка Шустрова?

Она с испугом оборачивается и вздрагивает.

Мне запомнились синие жилки на хрупких висках под нелепым взлетом окрашенных перьев.

Замедли я темпы своей атаки — и все пойдет прахом, — она попросту убежит! И я беру ее под руку с небрежной усмешкой. Она идет сразу, безвольно. Уже улыбается.

Мой второй полтинник и вторая бутылка пива!

— Здесь я не Нина, — говорит она тихо, когда мы усаживаемся. — Откуда вы знаете мое имя?

— Меня послала к вам ваша подруга, которая торгует на базаре...

— На базаре? — испуганно переспрашивает она. Недоверчивый взгляд обыскивает мое лицо. Она смотрит уже враждебно. Минута... и она бросается в толпу...

Все пошло прахом! Щеки мои пылают... Я бреду к выходу. У лестницы я вдруг замечаю Нину. Она сидит за столиком. К ней наклонился какой-то человек. Глазами она указывает ему на меня.

Я узнаю человека по черточкам фатоватых усов, по тюремной бледности. Узнаю недавнего своего соседа в трамвае.

7

Дома в Ленинграде как старые великаны-корабли. Кажется, что когда-то плавали они по всему миру, а теперь вот бесчисленным стадом сошлись сюда, на вечный якорь... Чем дальше я ухожу от проспекта, тем тише и строже становится их каменный строй, и за мной кувыркаются звуки моих шагов.

Улица расщепилась каналом. И дом разговаривает с домом через мерзлую Фонтанку шепотом заблудившихся снежинок. Они вьются и льнут к тихо шипящим фонарям. И чем плотнее мрак улицы, чем гуще и чаще летят снежинки, тем одушевленнее кажется мне сон домов в их ночной свободе...

Я иду один. Несглаженное еще временем, меня тяготит омерзительное ощущение. Точно я выкупался в помойной яме...

У меня остается последний шанс — полоумный старик.

Но теперь, когда меня поманила удача, я знаю твердо, что я не уеду и буду искать, искать!

В четыре простуженных горла тоскливую песню гудит перекресток. Никнут в метели чугунные винограды решеток. Они оцепляют засыпанный белым сад, а в нем, в середине, некто чугунный хлещет с высокого пьедестала снежными лентами.

Я жмусь, ускоряю шаги, вдруг слышу, что кто-то идет за мною.


Еще от автора Максимилиан Алексеевич Кравков
За сокровищами реки Тунгуски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы о золоте

Журнал «Сибирские огни», №2, 1935 г.


Зашифрованный план

В авторский сборник вошли приключенческие повести «Зашифрованный план» и «Ассирийская рукопись», а так же рассказы «Медвежья шкура», «Таежными тропами», «Шаманский остров», «Победа», «Самородок», «Рыжий конь» и «Золото».


Эпизод

- русский советский писатель. С юности примыкал к социалистам-революционерам. В 1913 г. сослан в Сибирь. После гражданской войны работал в различных советских учреждениях. Арестован 1937 г. Умер в заключении в 1942 г.


Голубинский прииск

Журнал «Новая Сибирь», №4, 1935 г.


Шаг через грань

Журнал «Сибирские огни», №6, 1935 г.


Рекомендуем почитать
Реки золота

Героиновый трафик становится все активнее — а у полиции Нью-Йорка, пытающейся перекрыть поток «белой смерти», все меньше шансов на успех.Наконец, копам дают новых напарников — людей, прошедших ад «локальных войн» и верящих, что цель оправдывает средства.Одна из таких команд — детектив Сиксто Сантьяго и его партнер Мор — молчаливый мастер боевых искусств, не расстающийся с оружием.Их цель — особый наркодилер, который разработал новый, уникальный канал сбыта.В Нью-Йорке на него работают десятки, сотни курьеров.


Не бойся Адама

Поль Матисс, бывший агент спецслужб, а ныне практикующий врач, мечтает об одном — добыть средства для своей клиники, где он бесплатно «собирает по частям» молодых рокеров и автомобилистов, ставших жертвами дорожных катастроф. Только поэтому он соглашается принять предложение старинного друга и наставника, когда-то обучившего его шпионской премудрости, возглавить расследование загадочного дела, первый эпизод которого произошел в далекой Польше. Экстремисты от экологии разгромили биолабораторию — вроде бы с целью освободить подопытных животных.


Серая амбра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Окончательный расчет

Уютный городок Северотуринск будто специально создан для размеренной, неторопливой жизни. Однако его тишина на поверку оказывается обманчивой. Город внезапно потрясает череда жестоких убийств. Более того, на пороге гостиницы в упор расстрелян депутат Государственной думы. Дело о его убийстве ложится на стол старшего помощника Генерального прокурора Александра Борисовича Турецкого, которому и предстоит выяснить, что скрывается за мнимым спокойствием приволжского городка.


…И никаких версий

Книга третья цикла «Справедливость — мое ремесло» («…И никаких версий», «Готовится убийство»), завершает серию детективных романов об инспекторе уголовного розыска Дмитрии Ковале.


Хроника отложенного взрыва

Совершено преступление. Быть может, самое громкое в XX веке. О нем знает каждый. О нем помнит каждый. Цинизм, жестокость и коварство людей, его совершивших, потрясли всех. Но кто они — те, по чьей воле уходят из жизни молодые и талантливые? Те, благодаря кому томятся в застенках невиновные? Те, кто всегда остаются в тени…Идет война теней. И потому в сердцах интерполовцев рядом с гневом и ненавистью живут боль и сострадание.Они профессионалы. Они справедливы. Они наказывают и спасают. Но война теней продолжается. И нет ей конца…