Ашантийская куколка - [7]

— Нет, Мам.

— Потому что так ему пословица велит.

— Как это?

— А вот послушай; как-то раз человек, проснувшись, пошел к Старейшине нашего рода и говорит: «О Старейшина, у меня голова скоро лопнет от снов, каждую ночь, только засну, вижу какой-нибудь сон. Сделай так, чтобы мне больше ничего не снилось по ночам»

— И что?

— Старейшина спросил человека: «Ты что же, предпочел бы видеть сны днем?» Но тот человек отрезал: «Совсем не видеть снов — вот чего я хочу». А Старейшина нашего рода спокойно так говорит: «Тогда скажи, пусть тебе отрубят голову, и ты больше не увидишь снов».

— Человек, разумеется, не послушал его совета.

— Вот потому-то я тебе и говорила, что эта пословица велит человеку видеть сны. А слова Старейшины: «Пусть тебе отрубят голову» надо было понимать так: «Иди и пусть тебе снятся сны».

— Это и есть мудрость пословиц? Когда на словах велят делать то, чего как раз не надо делать?

— Вот именно.

— Ну и насмешила ты меня, Мам: значит, если ты мне приказала гнать этого человека всякий раз, как он появится здесь, то я, по-твоему, должна была поступать совсем наоборот?

— Знаешь, девочка моя, похоже, ты хорошо сделала, что ушла из школы. Уж больно ты умна, ну что бы со мной сталось, если бы ты набралась еще и премудростей белых людей?

— Ты всегда так говоришь, но забываешь, что теперь даже простая рыночная торговка должна уметь читать, писать и знать много всяких вещей.

— А я тебе еще раз повторяю: грамота это дело, женщин, которые хотят работать в конторах, как будто бы они мужчины. Тебе это ни к чему. Да, впрочем, ты и сама знаешь, что судьба тебе назначена другая. Не забывай об этом, Эдна…

— Я и не забываю, а вдруг я захочу написать кому-нибудь письмо?

— Кому же это? Никак ты что-то задумала и скрываешь от меня?

— Да нет, Мам, совсем не поэтому. Просто я думаю, мало ли что может случиться. Я же от тебя ничего не скрываю, ты сама знаешь. Только вот что я думаю, так ли уж правильно ты поступила, когда взяла меня из школы после того случая. Почему ты захотела, чтобы я была всегда при тебе?

— Чтобы ты могла, когда придет время, занять мое место на рынке, доченька, а это самое главное. Я думала, ты это уже давным-давно поняла. Быть торговкой на рынке — это кое-что да значит! На нас, доченька, все государство держится.

— Да, конечно, государство-то на вас держится, а вот управлять собой вы позволяете разным дуракам, тому, кто сумел вас перехитрить. Почему это на ответственных постах у нас в стране нет ни одной торговки?

— Да что ты, Эдна, разве можно находиться в одна и тоже время и на рынке, и в учреждении?

— Особенно если не умеешь ни писать, ни читать! Вообще понятия не имеешь о том, чем там занимаются в этих учреждениях!

— Тут, пожалуй, ты права. И все-таки, несмотря ни на что, мы, рыночные торговки, принимаем самое непосредственное участие в жизни страны, а все вместе составляем самое большое профсоюзное объединение. Доченька моя, нужно смотреть правде в глаза: разве Доктору, например, удалось бы взять власть в свои руки, если бы его не поддержали мы, рыночные торговки?

— Да, Мам, это так. Хотя правда и то, что, придя к власти, Доктор даже намеком не дал понять, как он вам благодарен за вашу поддержку. Ничего подобного, ведь ты сама жаловалась, что жизнь рыночных торговок нисколько не улучшилась с тех пор, как к власти пришло правительство Доктора.

— Это потому, что он ухитрился ввести в правительство только членов своей семьи да людей из своей партии. На то она и политика, доченька, ничего не поделаешь.

— А ты думаешь, Мам, что, будь члены его семьи и люди из его партии неграмотными, они все равно вошли бы в правительство?

— Опять ты за свое!

— Мам, но ведь это же очень важно. Ну скажи, как рыночные торговки могут использовать свои права да еще управлять страной, если они неграмотные?

— А их никто и не просит управлять страной, доченька моя. Каждый должен занимать свое место, только тогда в жизни все будет ладно.

— Да и тогда на первом месте среди нас будет Адима со своими такси. А все прочие, что еле-еле концы с концами сводят, будут каждый грош экономить, лишь бы купить себе приличное платье или пару туфель.

— А пускай не одеваются по-европейски.

— Но ведь они женщины, Мам, а красивые вещи, откуда бы они ни появлялись, всегда большой для всех соблазн.

— Не беспокойся, девочка. Все рыночные торговки могут купить столько платьев, сколько душе угодно. У кого-кого, а у них денег хватает.

— На что же они тогда жалуются, раз они такие богатые?

— Да они совсем не богатые, Эдна! Я, как тебе известно, прихожу торговать на рынок каждый день, что же я, по-твоему, богачка?

— Конечно, нет, Мам, но почему же ты хочешь, чтобы я обязательно заняла твое место на рынке, когда у тебя не будет сил сюда приходить? Вот чего я никак в толк не возьму. Ты что же, решила завещать мне свою бедность?

— Ох, слишком ты много рассуждаешь. Подойди ко мне, послушай, что я тебе скажу по секрету, на ушко… Жизнь так уж устроена: если ты мало зарабатываешь, то жалуйся погромче, чтобы другие слышали, что денег у тебя нет. А если зарабатываешь ты достаточно, чтобы жить как следует да еще кое-что откладывать, жалуйся, девочка моя, еще громче. Люди тебе не поверят, но все равно будет считаться, что ты ничего не зарабатываешь. Среди торговок так обычно и бывает. Скоро рождество, и ты сама прекрасно знаешь, как они его справляют, наши бедные торговки!