Асцендент Картавина - [17]

Последний лестничный пролет Хлебников преодолел тяжело, прежде чем заговорил, перевел дыхание.

— Привет! Как прошла жизнь?

Вместо ответа я протянул ему фляжку. Отерев горлышко ладонью, он сделал большой глоток и едва заметно скривился. Хотел видно спросить, какой дрянью я пробавляюсь, но сдержался.

— Сигарету?

Хлебников кивнул, вытащил одну из протянутой мною пачки и щелкнул зажигалкой. Не то, чтобы каждый из нас стоял перед зеркалом, но оба понимали, что все еще здорово похожи. По ящику, правда, Батон выглядел свежее. Перед тем как выпускать на публику, их наверное гримируют, чтобы зрители не разбежались.

— Ты не помолодел…

Именно это и приблизительно теми же словами я хотел сказать ему, но Хлебников меня опередил. Повесил пальто на ручку оконного переплета, положил шляпу на подоконник. Побарабанил по его щербатой поверхности пальцами.

— Ну и зачем ты все это затеял?

— А разве тебе не хотелось со мной повидаться? — ответил я вопросом на вопрос. — Впрочем, ты прав, друзьями мы никогда не были!

— Нет, не были! — согласился он и чему-то усмехнулся. — Удивительный достался нам язык! Можно сказать: «нет, не были», а можно «да, не были» — смысл от этого не меняется. В такой безразличности есть что-то от национального характера, не находишь?

— Это по твоей части, ты же у нас писатель, — и не удержался, добавил: — с большой буквы!

— Но, если честно, — продолжал Хлебников, отметая походя подтрунивание, — с тобой я увидеться не прочь. Мы разные люди, но многое нас и объединяет. Время, в котором живем, в некотором смысле воспитание, — он позволил себе улыбнуться, и едва мне ни подмигнул. — В конце концов, любовь к женщине!..

Только теперь я заметил эту появившуюся у него вальяжную манеру произносить слова. Медленно, со значением, как если бы за каждым из них скрывалось с десяток смыслов, которые окружающим, в силу их неразвитости, еще только предстояло уловить. Но по морде, по этой барской ухмылочке я бы ему съездил, если бы он подмигнул. А так вроде бы не за что, по крайней мере пока. Протянул ему пустой коробок из под спичек, он стряхнул в него пепел.

— Я сейчас подумал, интересно, наверное, было бы примерить на себя твою жизнь!..

— Мою?.. — удивился я столь странному желанию. — Пустые хлопоты, на тощенький рассказик материала не наберешь. Я в герои романов не гожусь…

— Кто знает, кто знает! — сложил губы в улыбочку Хлебников, и опять без спешки и с глубоким уважением к себе. — Если со знанием дела ковырять, можно накопать и на сагу.

— Ты это умеешь, я знаю! Читал, вернее пытался читать…

— Н-ну, что же ты умолк, поведай! — на его гладком лице не отразилось и тени неудовольствия.

— Не хочется возиться в грязи, ты уж извини! Я человек не брезгливый, но после твоих книжек так и тянет вымыть руки. Паршиво то, что лет через сто о нас будут судить по этим заполнившим полки писаниям и думать, мы очень правильно сделали, что вымерли…

— Вот даже как! — удивился Хлебников, и мне показалось, искренне. — Красиво излагаешь, записать бы. Можно было бы с тобой поспорить, но не вижу смысла. Говори зачем звал!

На губах его появилась усмешечка. Десять миллионов против пуговицы от кальсон, он точно знал о чем я хочу его спросить. Спокойный, как слон, сознающий свою силу и мою слабость. Смотрел на меня снисходительно и даже с некоторой жалостью так, что мне захотелось повернуться и уйти. Только ничего бы это не изменило, я продолжал бы мучиться до тех пор, пока не узнаю правду.

— Слушай, Батон!.. Помнишь тот вечер?.. День рождения у этой, как ее… впрочем, неважно! Мы все порядком набрались…

— Ну!

— Помнишь, я сказал при ребятах, что ты станешь писателем?.. — я запнулся и, внутренне ненавидя себя, почувствовал, что лицо мое покрывается краской.

— Хочешь получить свой процент? Бутылку поставлю!

— Пошел к черту, я не шучу! Скажи… как думаешь, это повлияло на твою судьбу?..

Губы Хлебникова начали расползаться в стороны, но улыбка его была какой-то ускользающей. Потыкав концом сигареты в дно коробка, он поднял на меня глаза и едва заметно покачал головой.

— Юлишь, Стэнли, пытаешься словчить! Услышать то, о чем не спрашивал… — снял с ручки пальто, надел его в рукава и потянулся за шляпой. — О том, что ты хочешь знать, надо спрашивать у Алены, только она может сказать почему из нас двоих выбрала меня. Пророчества, старик, не поддаются проверке, в этом их прелесть…

Видеть его самоуверенную, так похожую на мою физиономию не было сил. Я отвернулся. Не раз и не два стоял я так вот ночью у окна, курил и думал: неужели всего одна глупая, мальчишеская выходка может испортить человеку жизнь? Старый фонарь на столбе раскачивал ветер, пятно тусклого света ползало по земле, ломалось на стене дома напротив. Коньяка во фляжке почти не осталось, я вытянул из пачки губами свежую сигарету. Все на этом свете запутано, но должна же быть хоть какая-то элементарная справедливость…

Дверь на лестничной площадке пролетом выше открылась, я обернулся. На этот раз за спиной крыски в бигудях маячил смурной жлоб в вытянутых на коленях тренировочных и обтягивавшей пивной живот линялой майке.

— Что я тебе говорила, — разорялась базарным тоном кошелка, тыча в мою сторону пальцем, — по нему психушка плачет! Пьет из горла и сам с собой разговаривает! А накурил-то, накурил!..