АС - [2]

Уэстон поежился. В комнате было холодно: в осмотровых всегда температура на несколько градусов ниже комфортабельной. Он стоял в носках, потирая голые руки, ожидая возвращения сестры.

Наконец она вернулась, измерила ему температуру и давление, потом снова его оставила, пообещав, что доктор Ваггонер скоро придет.

Прошла минута. Две. Три. Уэстон рассматривал плитки потолка, вспоминая часы, проведенные в Интернете в поисках разгадки его странной болезни. Много находилось всякого контента по поводу испражнений — даже один сайт, где люди вывешивали продукцию своих кишок, чтобы другие оценили, — но ничего похожего на свои проблемы он не нашел.

Цепь размышлений прервал звук открывшейся двери.

— Мистер Смит? Я доктор Ваггонер. Садитесь, прошу вас.

Уэстон сел на стол, ощущая ягодицами холод бумаги.

Доктор Ваггонер оказался пожилым человеком плотного сложения. Лысый, но волос над ушами достаточно, чтобы закрыть лысину зачесом. Модные круглые очки в оправе под черепаховую, голос одновременно и глубокий, и несколько носовой.

— Давление у вас нормальное, а вот температура — сто и пять десятых [1] . — Он со щелчком надел латексные перчатки. — Как вы себя сейчас чувствуете?

— Хорошо.

— Боль, резь, проблемы, дискомфорт?

— Нет. Слегка холодно, но и только.

Доктор Ваггонер, ведя разговор, заглянул Уэстону в уши и в нос каким-то прибором.

— Как давно у вас эти кишечные проблемы?

— Ну, где-то так месяца три. Но на самом деле это не совсем кишечные проблемы. Я у себя в испражнениях нахожу, как бы сказать, какие-то странные предметы.

— Вы можете их описать?

— Похожие на камешки. Или что-то вроде обрывков тканей.

Доктор Ваггонер приподнял бровь:

— Я должен начать с очевидных вопросов.

Уэстон ждал.

— Вы ели камешки или обрывки тканей?

И доктор улыбнулся, как хеллоуинская тыква. Уэстон тоже попытался изобразить улыбку.

— Насколько я знаю, нет, доктор.

— Приятно слышать. Расскажите мне, какая у вас диета. Вы ее не меняли последнее время? Не ели что-нибудь экзотическое?

— Нет, не менял. Я стараюсь есть здоровую пищу — последние десять лет.

— Бывали за границей за последние полгода?

— Нет.

— Едите непрожаренное мясо или же сырые овощи?

— Иногда. Но не думаю, чтобы у меня были ленточные черви.

— Ох уж этот Интернет! — усмехнулся доктор Ваггонер. — Каждому дает медицинский диплом.

Уэстон на это открыл рот, промычал: «Н-ну-у», пожал плечами и сказал:

— Я понимаю, что я не врач, но я много смотрел разных сайтов, и предметы у меня в стуле, доктор, не похожи на сегменты червей.

— Камешки и ткань, говорите. А поконкретнее?

— Камешки вроде как белые. Есть совсем маленькие, крупинки. Иногда побольше.

— Насколько побольше?

— Бывают размером с большой палец.

— А ткань?

— Разного цвета. Иногда красная. Иногда черная, синяя бывает.

— Насколько внимательно вы изучали эти предметы?

Уэстон состроил гримасу:

— Не слишком пристально. То есть я никогда не вынимал их из унитаза, не трогал, ничего такого. Кроме вот этого. — Он показал на образец на столе.

— Это мы отдадим в лабораторию на анализ. А сейчас я хотел бы вас посмотреть. Пожалуйста, нагнитесь над столом и поднимите халат.

Уэстон надеялся, что до этого не дойдет, но принял указанную позу, а доктор Ваггонер тем временем смазывал каким-то гелем собственную руку и входное отверстие.

— Расслабьтесь. Будете чувствовать некоторое давление.

Это было куда хуже, чем давление, а расслабиться совершенно невозможно. Уэстон крепко зажмурился и попытался думать о чем-нибудь, о чем угодно, только бы не о толстых пальцах, лезущих в него через черный ход.

— Вы говорили, началось три месяца назад. Это как, непрерывно? Или периодами?

— Два-три дня в месяц, — выдавил из себя Уэстон. — Потом приходит в норму.

— В какое время месяца?

— Обычно в последнюю неделю.

— Вы когда-нибудь… погодите, кажется, я что-то нащупал.

Вот фраза, которую ну никак не хочешь слышать, когда рука врача у тебя внутри. Уэстон задержал дыхание, весь скривился. Даже непонятно, что тут было хуже — боль или унизительность положения. Но к счастью, милостив бог, рука вышла.

— Что там, доктор?

— Погодите, я думаю, там есть еще. Надо повторить. Уэстон застонал, ненавидя всю свою жизнь с начала и до конца.

Доктор возвращался еще четыре раза, так что Уэстон даже к этому привык. Последний факт его встревожил.

— Это, кажется, уже все.

— Что именно все?

Уэстон обернулся, увидел, что врач рассматривает лежащие у него на ладони предметы.

— Пуговица от пальто, кусок молнии и шестьдесят три цента мелочи. Очевидно, вы едите не столь здоровую пищу, как вам кажется.

Уэстон заморгал, будто надеялся, что от этого предметы исчезнут. Они остались.

— Это прозвучит, будто я вру, — сказал он. — Но я этого не ел.

— Один мой коллега однажды осматривал человека, который хотел попасть в книгу рекордов путем съедения велосипеда, по кусочкам. Коллега вынул у него из прямой кишки отражатель.

— Доктор, я серьезно. Я не ем пуговиц или мелочи. И уверен, что не ел молнии.

— Молния скорее всего с ширинки от джинсов. — Снова Ваггонер усмехнулся. — Я знал одну пожилую даму, которая проглотила муху [2] .

— Я ничего такого не ел.

— О’кей, тогда остается единственная альтернатива. Вы ведете половую жизнь?