Арысь-поле - [3]
Универсальный вирус
Вчера по электронной почте мне пришло письмо, в котором было только одно слово: ezri.
С утра гуляла по проспекту, и около магазина для беременных, где я всегда хожу, зажмурясь от отвращения, кто-то похлопал меня по плечу. Я открыла глаза и увидела худую женщину ростом примерно 270 см, в круглых голубых очках. Женщина протянула мне завернутый в фольгу початок кукурузы, закачалась и пошла дымными струями; ее прогнал дворник. Я раскрыла фольгу; кукуруза щербато улыбнулась. На месте отсутствующего зуба торчала записка. В записке значилось: ezri. К черту ваши пароли, сказала я и выбросила бумажку в урну. Кукуруза зарычала и впилась мне в запястье. Я заткнула ей нос пальцами, она разжала челюсти и упала на тротуар.
На обратном пути я купила маринованный патиссон и полкило шахмат; зашла в чужой подъезд и нашарила в кармане чужой ключ. В квартире было чисто и сумрачно, лишь на полу валялась яблочная кобура. Я порылась в ней, но там были только револьвер с лопнувшей барабанной дробью и полбаллончика черемухи, сулившей похолодание. Тогда я забралась в постель и стала ждать ezri. Он принесет ломтик дикого сала, мы съедим его пополам и станем понимать языки друг друга. ezri, думала я, вмерзая чужим мокрым лицом в подушку, меченную синими петухами. Потом в мой сон вползла трехочковая дремучая змея и раздула капюшон, обнажив ядовитые десны, и мне ничего не оставалось, как уйти через черный ход. Ход был таким черным, что в нем вязли глаза, и пришлось их бросить. Наверное, поэтому я так и не увидела ezri. Но ощупью я нашла и выпила из его чашек всю недопитую воду, словно на каждой из них была благословенная зараза, которая теперь останется со мной. Я стану незрячим источником печали для всех, кто разделит со мной мои губы, стану пепельной лихорадкой и маковым тавром. Вырезайте меня из-под кожи и никогда не вскрывайте электронных писем с незнакомых адресов, потому что в любом может быть универсальный вирус. Он сожрет ваш мозг кластер за кластером, кластерзаклас
Ореховый Соня
Жила-была одинокая женщина, которой страсть как хотелось завести ребенка. Она пошла к колдунье, и колдунья дала ей сухой земляной орех. Женщина принесла орех домой в платочке; встряхнула — внутри что-то звонко каталось. С некоторым скепсисом она зарыла орех в цветочный горшок и стала по часам поливать. Через несколько дней из земли показался скрюченный бледный росток. Засыпая, женщина видела во сне, как под жирной черной землей, под ореховой скорлупой пищит и возится вертлявый синюшный зародыш. Просыпаясь, она первым делом прикладывала ухо к горшку и даже будто бы слышала копошение и тихий непрерывный скулеж. Ждать было тягостно: вдруг вздулась и отяжелела грудь, ныла поясница, должно быть, от волнения. Росток тянулся вверх, с наклоном к солнцу, и вскоре опушился и выстрелил сразу четырьмя округлыми листьями. Женщина все поливала его — водой, чаем с молоком, мясным бульоном — и, прислушиваясь, с удовольствием отмечала, что подземный скулеж сменяется сопением, урчанием и сытой отрыжкой. Она стала бояться, что горшок слишком мал для Орехового Сони, как она прозвала зародыш, и вскакивать по ночам, когда ей казалось, что глина пошла трещинами.
Однажды женщина отлучилась на рынок, и орех выкопала кошка, зацепившись коготком за жесткий жилистый стебель. Вернувшись, хозяйка обнаружила, что крошечный Ореховый Соня, белесый, полупрозрачный, с узкими жаберными щелями, с большими навыкате глазами, затянутыми плевой, судорожно бьется в горшке, весь в налипших крупицах земли. Кошка шипела, выгнувшись дугой. Не зная, что делать, боясь взять в руки хрупкого Соню, женщина в панике металась по дому. Потом налила в стакан физраствора для линз, послюнявила пальцы и коснулась малыша. Скользкий Соня прилип к пальцам, и она осторожно стряхнула его в стакан. Сперва детеныш пошел ко дну, но на середине вдруг завис, помавая недоразвитыми ручками, как плавниками. Женщина наблюдала за Ореховым Соней не отрываясь; в ее душе боролись умиление и омерзение; точнее, не боролись, а перекатывались одним тошнотворным слезоточивым комком. Соня разевал безгубый роток; если приглядеться, можно было заметить его тоненькую хорду и даже голубоватые веточки сосудов. Сыночка, подумала женщина. Нежность подкосила ее; она опустилась на стул перед стаканом, подперла голову руками и задумалась на часы, не сводя влажных глаз с прозрачной жидкости.
— Сидит?..
— Сидит, родимая. В стакан заглядывает.
— Так не пьет вроде?
— Не пьет. Смотрит только. Тихая. Кто знает, что у ней на уме.
Ангелы пели ей прямо в уши, аккомпанируя себе на цитрах.
Лотарингский пирог
Одна девушка пришла с приятным мужчиной в незнакомое кафе поздней ночью и не знала, что заказать. Потому что очень по-московски ходить в какое-нибудь специальное место за чем-нибудь специальным — например, зайти выпить туда, где лучше всего готовят коктейль «Маргарита». Или в определенный день недели где-то потанцевать под особенную музыку. И она растерялась и спросила себе киш лорэн. Объяснила мужчине, что всегда ест киш лорэн, когда растеряна, хоть он ей и не нравится: его повсюду подают одинаково невкусным. Мужчина сдержанно рассмеялся; к слову сказать, ему принесли луковый суп. Они беседовали о чем-то, но мужчина не терял интереса к лотарингскому пирогу. Девушка подробно рассказала, что за тесто и какая начинка, где пробовала его впервые, и пока рассказывала, незаметно доела пирог. И вдруг увидела, как мужчина провожает взглядом последнюю крошку, исчезающую у нее во рту. Во взгляде были какая-то напряженная жадность, тревога и гадливое любопытство. Через секунду взгляд будто потух, потом вновь стал осмысленным, и беседа продолжилась.
Анна Ривелотэ создает произведения из собственных страданий, реальность здесь подчас переплетается с призрачными и хрупкими впечатлениями автора, а отголоски памяти вступают в игру с ее воображением, порождая загадочные сюжеты и этюды на отвлеченные темы. Перед героями — молодыми творческими людьми, хорошо известными в своих кругах, — постоянно встает проблема выбора между безмятежностью и болью, между удовольствием и страданием, между жизнью и смертью. Тонкие иглы пронзительного повествования Анны Ривелотэ держат читателя в напряжении с первой строки до последней.
Жизнь — это Книга Блаженств. Одни читают ее глубоко и вдумчиво, другие быстро и жадно, третьи по диагонали, а кто-то вовсе грамоты не знает. Нам неведомо, кто ее пишет для нас, кто предназначает ее нам, безликим, спящим в коконе небытия, кто готовит нам волшебный, уму непостижимый дар. На полях Книги Блаженств пишут свои истории герои Анны Ривелотэ — друг для друга, и каждая — о любви. Истории любви, истории жизни дробятся, срастаются и расслаиваются на тысячи зеркал — в них отражаются судьбы, и лица, и кубинское солнце, и венецианские каналы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.