Арвиальская канва - [63]

У него такой же нос, словно выверенный по линейке, знакомый излом бровей и форма подбородка. Да и экстремально короткая стрижка Его Величеству наверняка пошла бы…

Неужели еще никто не заметил?

Я прикусила губу и положила букет к основанию мемориала: тридцать нераскрытых бутонов — белоснежных, со слабой прозеленью у основания лепестков. И последовала за герцогиней, не позволяя себе оборачиваться.

Я здесь, чтобы устрашать неведомого злоумышленника, а не вызывать у него жалость. Нельзя реветь в три ручья от несправедливости и непоправимости случившегося. Даже если очень хочется.

Герцогиня убедилась, что все заняли свои места за ее спиной, и поднялась на трибуну. Одного ее появления оказалось достаточно, чтобы в холле воцарилась тишина: все, кто пришел попрощаться с королевской семьей, застыли, как суслики, ожидая откровения. Я едва справилась с кривой ухмылкой — настолько это было похоже на утреннюю реакцию теневых в «Веточке», когда я спустилась и подтвердила слухи об убийстве.

Ее Светлость, и не подозревая, какие ассоциации навеяло мне высшее общество в своей благородной скорби, дождалась, пока на нее нацелятся все камеры, и степенно начала заранее заготовленную речь. Даже на простое перечисление имен и титулов ушел бы добрый час (а то и не один), вдобавок именовать детей из-за устоявшейся традиции было нельзя; поэтому герцогиня ограничилась упоминанием страшной потери для всей страны и ужасном преступлении, над которым уже начали работу Королевские Крылья. Ее слова звучали выспренне и правильно. Она говорила то, что должна была сказать, — но ждали от нее вовсе не этого и, когда Ее Светлость спустилась с трибуны, пригласив следующего оратора, по холлу прокатился царапающий, испуганный шепоток.

Я поднялась на ее место, только усилив шок аристократии.

— Мы скорбим об утрате, — негромко сказала я.

Я не была им ровней, не отличалась особой популярностью, а мое имя не звучало в кулуарах. Но благодаря долгой информаторской работе и благоволении герцогини все знали, кто я — и шепотки смолкли. Высшее общество точно так же боялось пропустить малейшее слово, как воры и информаторы из доков.

— Мы чтим погибших, — так же негромко продолжила я. Повышать голос не имело смысла — да и эффект уже был бы не тот. — Но не можем забывать о живых — о королевстве, которое замерло в ожидании бури. Его Величество никогда бы этого не позволил. Я сделаю одно сообщение в его честь.

Я выдержала паузу, чтобы пара служащих успела внести в холл и поставить перед трибуной портрет в тяжелой раме. Я видела только дерево обратной стороны, но была готова поклясться, что изображенный на картине человек улыбается широко и непринужденно — смешливо щурит чернильно-черные глаза, задирает правую бровь, теребит аристократически длинными пальцами высокий ворот дурацкой водолазки, и, даже стриженный под «единичку», остается непозволительно похож на покойного короля.

Наблюдатели герцогини заняли ключевые точки, по очереди подав мне знак: кто одернул рубашку, кто нервно покрутил тяжелое кольцо на пальце, кто демонстративно поперхнулся. Я обвела их взглядом и позволила себе сдержанную улыбку:

— Миледи, милорды, — Ланс Аделард Далеон-Тар, старший сын Его Величества Аделарда IV.

Секундная тишина взорвалась гулом вопросов, окриков, ругани — я молча склонила голову и освободила трибуну для мрачного герцога Талион-Тара. Моя роль на этом, в общем-то, заканчивалась: наблюдатели должны были высмотреть в толпе тех, кто неадекватно отреагирует на появление той самой Лави Ар-Фалль и упоминание Шустрого Ланса, составить списки и передать их корпусу Крыльев. На случай, если чья-то неадекватность перейдет границы разумного, до коронации меня и Брианну будут охранять люди герцогини.

Жаль только, люди герцогини ничего не смогут поделать, когда Керен решит придушить меня за этот номер. Или когда Витор выскажет, что думает о таких тайнах. Или когда Брианна поймет, что угрожала огнестрелом будущему королю, а я ей и слова не сказала…

Герцога Талион-Тар с его прощальной речью не слушали, будто и не замечали. Гомон не стихал; кто-то узнал в сыне Его Величества Аделарда разыскиваемого по всей Арвиали Шустрого Ланса и теперь выкрикивал вопросы, за которые после коронации рисковал поплатиться головой во имя поддержания авторитета правящей династии. Я молчала. Охрана Их Светлостей выстроилась в цепочку, не подпуская забывшихся аристократов к трибуне. Если бы не ряд этих суровых молодчиков, меня бы, наверное, порвали на куски, позабыв и о зловещей репутации, и об обыкновенной человечности.

Я не могла позволить себе спрятать глаза, уткнуться носом в теплое плечо Марка или вовсе развернуться и уйти. Стояла, выпрямив спину, и сосредоточенно смотрела перед собой, словно от моей непоколебимости зависела судьба Далеон-Тара.

Мы должны были создать искусственный ажиотаж, чтобы в народе вспомнили о смутных слухах про королевского бастарда, а те, кто знал Ланса лично, наконец соотнесли все странности и привычки с его происхождением. Ради этого эффекта пришлось пожертвовать душевным равновесием тысяч людей. Они не знали, где их будущий король, почему он не изволил явиться лично, прислав вместо себя какую-то жертвенную пигалицу, из-за чего не попрощался с отцом и что собирается делать.