Артуш и Заур - [44]

— Артуш, хочу кое-что спросить у тебя. Давно хочу задать этот вопрос, но почему-то всегда забываю.

Артуш опустошил пластиковый стакан с вином и посмотрел на Заура исподлобья.

— Давай, валяй.

— Меня интересует отношение к гомосексуалистам в Армении.

— Ты же хорошо знаешь, что к ним относятся плохо, — не смог скрыть удивления Артуш.

— Ты прав, я знаю, но в каких формах проявляется это плохое отношение?

Заур налил им обоим вина, взял свой стакан и откинулся на подушку. Вино основательно на них подействовало, развязало языки.

— Как сказать… По-разному.

— Вот скажи мне, в вашей доблестной армии есть геи?

Артуш, уловивший сарказм в его тоне, улыбнулся.

— Нашу армию не тронь, ведь она, как минимум, завоевала огромную территорию.

— Не ваша армия, а российская. Но, во всяком случае, спасибо, что согласился с самими фактом оккупации, — Заур закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать вкус вина.

Артуш внезапно вскочил и подсел к Зауру. Заур вздрогнул и открыл глаза.

— В чем дело?

Артуш положил руку на его холмик, вздымающийся под джинсами и начал слегка поглаживать.

— Ты неисправим. Как и каждого азербайджанца, тебя раздражает факт победы Армении над вами. Выход ты находишь в том, чтобы списать победу на Россию, — сказал он, наклонился и поцеловал Заура в губы.

Заур поставил стакан на стул и привлек Артуша к себе.

— Да и ты неисправим, подлый дашнак.

— Не ругайся, презренный тюрок… А-х-х…

— М-м-м-м… Выключим свет?

— Подожди, подожди… Еще рано. — Артуш отодвинулся от своего любовника, взял свой стакан и вернулся на прежнее место. — У нас еще шесть часов впереди. Потерпи немного. В Поти нас ждет удобная кровать. Зачем мучиться в этом тесном купе?

Заур залпом выпил вино и нежно посмотрел на Артуша.

— Шота все-таки объявился…

— Да. Я этого совсем от него не ожидал…

— Да и я тоже.

— Как по-твоему, он все еще сожалеет о том, что произошло в бане? Ты заметил каким смущенным он выглядел на вокзале? Не могу понять, к чему эти комплексы.

— Если сожалеет, значит, дурак. Наверно, вспомнил о княжеской крови в своих венах. К тому же перестань уходить от разговора. Ты помнишь, о чем я тебя спросил?

— О чем?

— О ситуации с геями в армянской армии. Забыл уже?

Артуш сощурил глаза, посмотрел в окно и после некоторого раздумья ответил:

— Об этом долго можно говорить. Начнем, например, с призыва. Если призывник во время медкомиссии признается, что он гомосексуалист, то врачи сразу же сообщат об этом председателю комиссии и военному комиссару. А что будет потом… не приведи Господь.

— А что бывает потом?

— Парня водят по всем кабинетам военного комиссариата, позорят перед призывниками, оскорбляют. Ставят в итоге диагноз — гомосексуализм и отправляют в психиатрическую лечебницу. Военный комиссар сообщает об этом родителям, на место работы или же в ВУЗ.

Заур смотрел на Артуша с расширившимися от удивления глазами. Он не мог поверить своим ушам. Ужас охватил его.

— Что ты говоришь? Ведь это такое унижение!

— Конечно, унижение. А я что говорю? У меня были друзья-геи — Мамикон Осепян и Мисак Кочарян. С ними так и случилось. Военный комиссар поставил всех в известность в школе, где учился Мисак, о его гомосексуализме. Врачи комиссариата поставили ему диагноз «гомосексуализм» и направили в больницу. Там его диагноз подтвердили без всякого обследования и направили не на стационарное, а на амбулаторное лечение. В его дело в больнице вписали, — «половая перверсия». В конце концов, в его военный билет добавили необходимую графу и освободили от службы. Он до сих пор стоит на учете в психиатрическом диспансере.

— Но ведь это невозможно! — сказал Заур, поглаживая лоб. — В 1991 году всемирная Организация Здравоохранения окончательно исключила гомосексуализм из международной классификации заболеваний. Разве в Армении, которая является членом этой организации, не знают об этом?

— Может и знают, но армянское здравоохранение немного отличается от мирового.

— А что с ним делали в больнице? Он что, лечится от гомосексуализма? — Зауру стало смешно от собственного вопроса. Артуш же продолжал сохранять серьезность.

— Какое еще лечение? Врачи получили устный приказ из Министерства Обороны по поводу таких призывников — делайте что хотите, но геев в армию не пускайте. И вправду, гей, попавший в ряды армии, оказывается головной болью для своего командира. Кто будет в ответе, если его там убьют?

— А если скрыть свою ориентацию?

— Допустим, скроешь. А если на гражданке есть те, кто об этом знают?

— И что же тогда?

— В смысле? Не понимаешь? С гражданки сообщают в военную часть: этот человек — гей. Вот и все! Все стучат друг на друга. После этого начинаются оскорбления, унижения. Его зверски избивают, солдаты отказываются есть с ним в одной столовой. Однажды солдаты подняли бунт с требованием сменить всю посуду в столовой из-за того, что в части был обнаружен гей. Лучше всего самому признаться. Тогда, может, не изобьют, но оскорблять все равно будут. Не пустят в столовую, всегда будут отправлять в наряд. Вся черная работа, кроме мытья посуды, достанется такому человеку.

— А как обстоит дело в Карабахе? — спросил Заур, внимавший Артушу с ужасом.