Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма - [21]

73

стороны, я осознаю себя совершенно по-иному - как бы "изнутри". Когда я познаю себя этим вторым способом, я понимаю себя как волю: именно так мы осознаем наши тела, как выражение воли, а наши движения - как акты воли, и это отличает самосознание от чисто абстрактного созерцания других предметов. В то же самое время абсолютно неверным будет предположить, что моя воля и мое тело - это две разные сущности, деятельность которых взаимосвязана и о которой я узнаю только лишь благодаря собственному опыту; дуалистический подход к этой проблеме был бы абсолютно ошибочным. Так пишет Шопенгауэр (том I): "Акт воли и движения тела - это не две различные вещи, известные объективно, между которыми могут быть установлены причинно-следственные связи; они не состоят в причинно-следственных отношениях; они есть одно, но данное двумя различными для понимания способами: в первом случае непосредственно, во втором - через чувственное восприятие. Движение тела не что иное, как воплощенный акт воли, то есть переход движения через ощущение к осознанию".

Действительно, "все наше тело - не что иное, как объективированная воля, то есть воля становится идеей или представлением" и: "Только в наших мыслях воля и действие различны; в действительности - они являются одним и тем же". Из всего вышесказанного следует, что я не могу вразумительно говорить о том, что мое знание моего тела является знанием чего-либо независимого от моей воли. А истиной является то - и это то, что отличает мое тело от других объектов, которые я могу чувственно воспринимать, - что мое знание себя имеет двойную или двойственную природу (eine doppelte Erkenntnis): я осознаю себя в одно и то же время, с одной стороны, как "представление", а с другой - как "волю", так как "мое тело и моя воля являются единым" (там же).

74

Размышляя таким образом, Шопенгауэр полагал, что он следовал по пути, которым шел Кант, так как взгляд на человека с двух различных точек зрения был предложен Кантом, когда он говорил в связи с обсуждением нашего морального опыта о проблеме свободы воли. Согласно Канту, мы можем рассматривать себя, с одной стороны, как принадлежащих к "миру чувств", и тогда мы подчиняемся общим законам природы, а с другой стороны - как принадлежащих "разумному миру", где единственными законами, которым мы подчиняемся, являются те, что основаны на "разуме", то есть благоразумные. Если мы будем рассматривать себя как принадлежащих к разумному миру, то мы будем являться "вещами в себе", или noumena, и это различие позволит нам утверждать, что хотя (как явления) мы каузально ограничены во всем, что делаем, но как noumena - нами будет управлять разум, и мы - свободны. Шопенгауэр считал идеи Канта по этому поводу исключительно важными, так как они являются "точкой, из которой философия Канта ведет к моей системе или же из которой моя система ответвляется от его, как ветка от ствола" (том II). Тем не менее, собственная концепция Шопенгауэра о том, каким образом можно рассматривать человека с двух различных точек зрения, существенно расходится с пониманием Канта, как он сам это подчеркнул. Во-первых, Кант заявлял, что, так как природа "вещей в себе" непознаваема, то мы никогда не сможем познать себя как свободных разумных деятелей, принадлежащих к "интеллигибельному миру", - это предположение никогда не может быть чем-то большим, чем бездоказательный постулат, то есть "понятие разума, чья объективная реальность сама по себе сомнительна". При этом Шопенга

75

уэр хотел доказать, что мы не только можем постичь самих себя двумя разными путями, но что мы фактически в действительности познаем себя двумя различными путями. Во-вторых, если говорить о том, что мы узнаем самих себя "изнутри", не с точки зрения внешнего восприятия, то это совсем не то, что подразумевал Кант: как мы увидим позже, Шопенгауэр считал, что Кантона характеристика, которую он давал собственно личности как "вещи в себе", была ошибочной.

В целом Шопенгауэр полагал, что его собственная теория была ключом к решению всех проблем, связанных с взаимоотношениями явлений и "вещей в себе", и это та проблема, которая, как назойливый призрак, преследовала всю философию Канта. Теперь эти взаимоотношения можно объяснить таким образом, который обойдет трудности, с какими столкнулся Кант в своих определениях. С точки зрения Шопенгауэра, "наша воля - единственная возможность, которая позволяет нам понимать изнутри любое событие одновременно с его внешним проявлением, следовательно, как единую вещь, которая известна нам непосредственно, а не так, как все остальное, данное нам лишь как представление" (том II). Таким образом, ограничение нашего познания феноменами внешнего восприятия, которые, напротив, имеют всеобщую значимость, неприменимо по отношению к самому себе. И далее Шопенгауэр доказывает, что, понимая свое воспринимаемое тело с другой стороны как волю, я понимаю, что оно есть "в себе", - воля "обнаруживает себя непосредственно для каждого человека как в себе его собственного феноменального бытия" (там же).

76

Но мы не должны доверять лишь только на основе того, что мы непосредственно осознаем двойную природу вещей только в случае с нашими собственными телами, полагая, что только здесь обнаруживается различие между феноменальным существованием и "вещью в себе". Если бы человек признал это, он бы предположил, что его собственное тело уникально по отношению ко всем предметам, которые известны или могли бы быть известны ему; оно одно может быть и "волей" и "представлением". Следовательно, он пришел бы к выводу, что "он является единственной реальной личностью в мире" (том I). Такой взгляд Шопенгауэр называет "теоретический эгоизм" и рассматривает его как противоположность тому, что в другом контексте могло бы быть названо "практический эгоизм", то есть это такой вид отношения, которое человек проявляет к другим, когда считает себя личностью, наделенной особым значением. Шопенгауэр готов согласиться с тем, что "теоретический эгоизм" нельзя опровергнуть логическими доводами, однако утверждает, что он рассматривался философией не более чем софистская отговорка, так как в качестве серьезного убеждения его можно рассматривать только в сумасшедшем доме, где утверждающему эту идею необходимо лечение, а не опровержение. Следовательно, понятием "теоретический эгоизм" можно с уверенностью пренебречь. То, что он говорит по этому поводу, возможно, следует рассматривать в свете "солипсистских" убеждений, которые иногда приписываются Шопенгауэру. Я полагаю, верно то, что он никогда, например, не обращался непосредственно к философской проблеме познания других людей как живых существ, обладающих внутренним миром, подобным нашему, и никогда не учитывал трудности, которые могли бы возникнуть в этой связи в его собственных теоретических положениях. Но как бы там ни было, очевидно, что он не хотел, чтобы его идеи поняли так, будто человек мог бы законно предположить, что он является продуктом или отображением собственного индивидуального сознания. Такое понимание несовместимо с главными принципами его системы, которые он развивает далее.