Артур - [32]
Харита поблагодарила братьев, и мы начали подъем по крутой тропке.
Храм стоит на пригорке у самого подножия Тора. Место это свято, ибо именно здесь учение Христа было впервые проповедано на Острове Могущественного. И отсюда пошло на нашей земле почитание Истинного Бога.
Само святилище маленькое, круглое, стены его сплетены из прутьев, заполнены землей и побелены. Голый земляной пол метут каждый день, соломенную крышу каждый год обновляют, и церковка всегда как новая.
Не так давно у основания холма выросла монашеская обитель, так что о храме постоянно заботятся. Сам же монастырь попечением Хариты превратился в место врачевания недужных. Владычица озера — как зовет Хариту простой люд — славится даром исцеления.
Мы поднялись на холм и подошли к храму. Оттуда не доносилось ни звука. Ветер утих, все было неподвижно, и даже птицы замолкли.
Мгновение мы прислушивались, потом шагнули в низкий дверной проем. Внутри уже сгустились сумерки.
Сначала мы ничего не увидели, кроме темной кучи перед алтарем — словно нерадивый монах забыл на полу кипу тряпья. Мы подошли, и Харита опустилась на колени.
— Мерлин? — Она коснулась кучи рукой, и та шевельнулась от ее прикосновения. Зашуршала ткань, из-под ее края выкатился Мерлин.
— Мерлин?
— Ой, мама… — Лицо его бледно поблескивало в угасающем свете. — Я… кажется, я заснул.
— Идем, — промолвила Харита, наклоняясь над ним, — мы заберем тебя домой.
— Мама, — сказал Мерлин, поднимаясь на колени и разматывая с себя алтарный покров. Лицо его было изможденным, как будто во сне он сражался с демонами. — Прости. Я собирался провести последний день с тобой, а сам…
— Все хорошо, — быстро отвечала Харита. — ־ Ну, идем домой.
Мерлин медленно встал. Я поднял покрывало, встряхнул, положил на алтарь и повернулся, чтобы идти за Мерлином и Харитой. В этот миг мой взгляд привлекло темное пятно на полу… Пот? Слезы?
Земля отсырела там, где припал к ней лицом Мерлин.
ГЛАВА 11
Мы покинули Стеклянный Остров, как и собирались, на следующий день, к большому огорчению Хариты. Прощание вышло печальным. Мы знали, сколько на острове зла и какие напасти способна наслать Моргана. Всех мучили тяжкие предчувствия.
С наступлением нового времени года мир стал более холодным и диким. Лето промчалось, как олень через папоротник, и зима-охотница уже приготовилась устремиться за ним в погоню.
Земля вынашивала беду. Зловещая, угрожающая, словно лихо притаилось за каждой корягой и гибель — за каждой кочкой. Зло поселилось в пустынных местах, из глухих уголков растекалась пагуба.
Не помню края, столь придавленного страхом. И сам путь странно преобразился: привычные дороги пугали неведомыми опасностями. Каждый шаг давался с трудом.
Мерлин ехал, закутавшись в плащ, склонив голову и положив ладони на переднюю луку седла. Случайный встречный подумал бы, что он молится. Но нет — то разбитый военачальник возвращался домой с позором.
Как-то серым вечером, проезжая владения Морганога, мы встретили человек пятьдесят икенов — старики, женщины и дети гнали перед собой несколько коров и десяток овец. Сзади подпрыгивали четыре возка. Люди молчали, в сгущающемся тумане слышалось лишь блеянье овец да скрип деревянных колес.
Мерлин заговорил с икенами и выслушал печальные вести: их поселение, как и многие соседние, три дня назад разорено саксами.
— Горько слышать, — сочувственно отвечал Мерлин.
— Да и рассказывать нерадостно, — сказал предводитель икенов, мужчина с раной от топора в боку. — Прибрежные укрепления пали. Весь край остался без защиты.
— А что Коледак? — спросил Мерлин.
— Убит вместе со всей дружиной. Никого в живых не осталось. Морские волки никому не дали уйти. Захватив укрепления, они принялись за деревни. Мы ушли, как только увидели дым на востоке.
— Наша деревня маленькая, соседние сожгли и разграбили еще раньше, — поведала изможденная женщина рядом с ним.
— Да, — печально подтвердил раненый. — Боюсь, им досталось похлеще нашего. Говорят, южнее, на саксонском берегу, еще хуже.
Поручив их Богу, мы двинулись дальше.
Той ночью Мерлин всматривался в пламя нашего походного костра, ища знак. То, что он увидел, сулило мало утешения, мало света, чтобы рассеять сгущающийся мрак. В целом путь наш был наполнен горестями и страхом.
В Каер Мелин приехали под проливным дождем. Промокшие до нитки, дрожащие от холода, стояли мы перед огнем в новехоньком чертоге Артура, чувствуя, как жизнь понемногу возвращается в застывшие члены. Молодой предводитель принес и своей рукой подал нам горячий глинтвейн.
— Мирддин! Пеллеас! Радость какая! — приветствовал он нас. — Как вам жилось на юге, друзья мои?
Мерлин даже не попытался смягчить ответ.
— Беда подступает, мой мальчик, — сказал он, — и тьма может скоро поглотить нас.
Артур по-прежнему с улыбкой на широком лице переводил взгляд с меня на него, словно не желая верить. И впрямь — в доме было тепло, огонь пылал ярко — слова отчаяния казались пустым звуком.
— Как так?
— На этой земле есть сила, которая не успокоится, пока не покорит нас всех.
— Ладно, это забота на завтра. Сегодня я с друзьями, и вино — доброе. — Артур поднял кубок. — За погибель наших врагов! И за ваше благополучное возвращение!
«Талиесин» — первая книга саги «Пендрагон» английского писателя Стивена Лохеда. В основу цикла легли кельтские легенды, тонко вплетенные автором в реальные исторические события. С 90-х годов С. Лохед считается признанным мастером жанра фэнтези. Нельзя отрицать влияния на его творчество К. Льюиса и Р. Толкиена, но писателю все же удалось найти свой самобытный путь в литературе.
«Мерлин» — вторая книга саги «Пендрагон» английского писателя Стивена Лохеда. Главный герой книги — легендарный мудрец и пророк Мерлин. В основу цикла легли кельтские легенды, тонко вплетенные автором в реальные исторические события. С 90-х годов С. Лохед считается признанным мастером жанра фэнтези. Нельзя отрицать влияния на его творчество К. Льюиса и Р. Толкиена, но писателю все же удалось найти свой самобытный путь в литературе.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».