Арторикс - [7]

Вторая партия – «Национальное единство» – мало чем, между нами говоря, отличается от первой, и входят в нее практически те же лица. Ряд ее членов регулярно заседает в Законодательном Совете и издает разные нужные и своевременные законы, упорно нарушаемые преступниками. Силами полиции мы преступников успешно ловим, и с этим все, как будто, ясно.

Зато третья партия – «Рахиминизм» – настоящая заноза в не скажу каком месте у нашего замечательного города и тем более у его ок(рестностей). Каждому здравомыслящему человеку понятно, что этот самый «Рахиминизм» не обладает и сотой – да что там! тысячной! – долей тех прекрасных традиций и той громкой славы, какими заслуженно и постоянно окружены «Демократия» и «Нацединство». Просто так получилось, что в один прекрасный день президент О'Рейли, слишком увлеченный идеей строительства международного скоростного автобана Тумпстаун-Сарти, несколько выпал из объятий окружающей действительности и чуть было не упустил из рук бразды правления. И пока весь народ во главе с президентом воодушевлено сооружал указанный автобан, деклассированные элементы, демонстративно игнорируя великую стройку, изо всех сил принялись нахально и совершенно открыто объединяться: сначала появился и официально зарегистрировался профсоюз наемных убийц «Ступка и пестик», а следом за ним была образована политическая партия «Рахиминизм», плавно слившая в единое целое наемных убийц с ворами, проститутками, торговцами всякой дрянью, а также с нищими с местной паперти. Нищие, правда, ни с кем сливаться особенно не хотели, но сопротивлялись откровенно слабо.

Суть политической, с позволения сказать, доктрины «Рахиминизма» (по меткому выражению газеты «Вечерняя Абракадабра», «годящейся разве что бешеному псу под хвост»; как все же удивительно верно сказано!) состоит в отрицании. Рахиминисты отрицают существование соседнего с Тумпстауном города Винздора, как бы абсурдно это не звучало. Несмотря на самые обширные и оживленные дипломатические, торговые и прочие отношения между Тумпстауном и Винздором, рахиминисты заявляют, что Винздора попросту нет. Винздор, де, выдумка группы мошенников, пользующихся новейшими техническими средствами для одурачивания и околпачивания бедных доверчивых тумпстаунцев, а также и жителей окрестностей. Для полной ясности остается добавить, что и Аллен Д. Дройт, и Ю. Тальберг, и кн. Т. Тамура, и сам президент – «лица винздорского происхождения». Именно их и отрицают рахиминисты, называя «…мошенниками, одного поля корешками, грязными сутенерами – и того будет мало!» (газета «Передовой рахиминист».) Это смешно, но последний рахиминистический лозунг был: «За свободные выборы и Тумпстаун для тумпстаунцев».

Партия получила название по имени своего идейного отца – Рахим Хана, довольно известного торговца краденым и любителя в свободное от дел время покурить опиум в китайском квартале. Теперь этот выдающийся общественный деятель проводит частые многолюдные митинги и призывает соратников вооружаться против международных масонов, вроде г. Дройта. Указанный масон посетил лично один из таких митингов и даже потрудился отстрелить Рахим Хану какой-то из пальцев на правой руке. В ответ на это Рахим Хан объявил тотальную мобилизацию и призвал всех членов своей партии облачиться в черные кожаные одежды мести. Многие из них, стыдно сказать, даже в жару носят кожаные трусы! Сами понимаете, что ни о какой гигиене здесь речи не идет. («От них, pardon, несет,» – так сказала в свое время моя боевая подруга Лизетта Энмайстер. И зачем, спрашивается, она нюхала рахиминистов? Понюхать, что ли, больше некого?!)

– Ну их к черту, – произнес г. Дройт, затем осторожно, двумя пальцами поднял булыжник с пола и выбросил обратно в форточку. – Нет возможности спокойно обсудить накопившиеся дела! – Он ткнул пальцем в кнопку селектора связи. – Джереми, друг мой, вызови наряд, пусть очистят мой парк от этих типов… А мы поедем прогуляться, Дэдлиб. Тут некоторое время будет шумно.

4

Посреди проезжей части, прямо по курсу движения мерседеса г. шерифа кучно стояла толпа из пятнадцати-двадцати господ в кожаной одежде и ожесточенно потрясала плакатами самого разного содержания, среди которых особенно выделялись весьма художественные портреты моего спутника с подписью «Wanted».

– Опять нарушают порядок, – с отвращением заметил г. Дройт и, ничуть не заботясь о возможных жертвах, направил машину в самую гущу политических противников. – Не возникает ли у тебя ощущения, что рахиминисты как-то особенно активны в последнее время, а, Дэдлиб, дружочек?

– Честно говоря, нет, – отвечал я, поднося бутылку с пивом к губам. Машина подпрыгнула. Я поперхнулся. – Аллен, мы кого-то переехали… По мне так ничего особенного пока не происходит. Ну, митингуют, ну, камни нам в окна бросают, так это всегда было! – Машина подпрыгнула еще раз. Я достал сигареты.

– Конечно, конечно, ничего особенного, дружочек. – Г. Дройт посмотрел на меня: я вхолостую чиркал зажигалкой, а та подло не давала огня. – Вроде бы. Если отвлечься от того, что только на меня за две с половиной недели было совершено на пятнадцать покушений больше, чем в прошлый месяц… – Он поковырялся в жилетном кармане. – И у меня спичек нет… – Г. Дройт ударил по тормозам, распахнул дверцу, подцепил пальцем за кожаную майку одного из ближайших рахиминистов и притянул к себе.