Артиллерия, огонь! - [16]

В боях за Москву этот полк действовал на одном из участков фронта нашей 16-й армии. 15 ноября третья батарея полка заняла боевой порядок в общей системе противотанковой обороны на Волоколамском направлении у деревни Горки в полосе 18-й дивизии. В тот день комиссар полка старший политрук Ф. X. Бочаров обошел все подразделения и сообщил бойцам и командирам, что, по имеющимся данным, противник может перейти в наступление с утра 16 ноября. Каждая батарея во что бы то ни стало должна стойко удерживать занимаемый рубеж, не допустить прорыва вражеских танков через свои боевые порядки.

16 ноября противник действительно пошел в наступление, но рубежа, на котором изготовилась к бою третья батарея, не достиг. В этот день батарея подверглась только сильному артиллерийскому и минометному обстрелу и понесла некоторые потери.

С утра 17 ноября противник возобновил наступление и, имея значительное превосходство в силах и средствах, вклинился в оборону 18-й дивизии.

Первой вступила в бой с танками противника 3-я батарея, судьба которой сложилась трагически. В результате интенсивного минометно-артиллерийского обстрела был выведен из строя почти весь ее командный состав: ранены командир батареи лейтенант Егоров, политрук Головцев, командир взвода младший лейтенант Белованенко. Один за другим замолчали орудия сержанта Байкалова, старших сержантов Налдеева и Соколова.

Еще до решительной атаки танков врага в третьей батарее было уничтожено три пушки. У уцелевшего орудия остались в живых четыре человека — командир сержант Плохих, наводчики Дыскин и Гуськов и заряжающий Планицын.

Как же это произошло?

Большая группа танков и пехоты противника находилась в роще метрах в 500–400 от расположения батареи. При каждой попытке вражеских танков приблизиться к опушке рощи сержант Плохих открывал интенсивный огонь. Когда одно за другим замолчали два орудия, а затем прекратило огонь и третье, противник, видимо, решив, что надежно подавил наши пушки, начал продвигаться вперед. Как бы прощупывая впереди лежащую местность, к батарее приближались пять танков. Два из них шли прямо на хорошо замаскированное орудие сержанта Плохих. Рядовой Дыскин сел на сиденье правого наводчика, Гуськов — левого, и орудие изготовилось к бою.

Увидев два приближавшихся танка, Дыскин открыл огонь. Первые же выстрелы достигли цели. Оба вражеских танка замерли на месте. Но вот убит Владимир Гуськов, и у орудия остался один наводчик Дыскин. А у 37-миллиметровой зенитной пушки должно быть два наводчика (правый и левый). Тогда сержант Плохих занимает место второго наводчика, но и он скоро выбывает из строя.

Три вражеских танка начали обходить орудие слева. Один за другим, подбитые метким огнем, остановились и эти три вражеских танка. Но за те несколько минут наводчик получил три тяжелых ранения. Боец истекал кровью. Комиссар Бочаров, руководивший эвакуацией раненых с поля боя, увидев окровавленного солдата, пытался снять его с сиденья.

— Я еще могу, — сказал наводчик и попросил разрешения остаться у орудия. Приходится только удивляться, откуда у этого вчерашнего школьника, почти необстрелянного молодого бойца нашлось такое высокое присутствие духа, такое бесстрашие перед надвигавшимися на него стальными машинами и такая поражающая воображение стойкость.

Скоро появилось еще два фашистских танка, идущих на орудие. И оно вновь открыло огонь. Уже подбит шестой, седьмой танк, и тут Дыскин получил четвертое ранение. Острая боль и большая потеря крови сделали свое дело: он потерял сознание.

Тут мне представляется уместным сделать небольшое отступление и рассказать, когда и каким образом в штабе 16-й армии стали известны события, о которых рассказано выше. В этот памятный день 17 ноября первые сведения о каком-то одиночном орудии, упорно сражавшемся с вражескими танками, были получены от командира одного из подразделений, которое вело бой невдалеке. Единоборство орудия с танками, таким образом, не осталось незамеченным. Об этом же мы узнали и от командира кавалерийского корпуса генерал-майора Л. М. Доватора. Докладывая Рокоссовскому о том, что одна из дивизий корпуса вышла на новый рубеж, он сообщил, что успеху в бою в какой-то мере способствовало неизвестное «блуждающее» орудие, отвлекающее на себя группу вражеских танков.

Когда Рокоссовский спросил у меня, чье это орудие, я не смог сразу ответить и попросил разрешения доложить об этом позднее. Даже в то время, когда почти на всех участках боев наши воины проявляли массовый героизм, случай этот был необычным, и я немедленно послал в указанный район майора Виленского и еще одного командира, фамилии которого я не помню. Они и должны были выяснить, что случилось с отважными артиллеристами и какой части принадлежало это загадочное орудие. После долгих и нелегких поисков Виленский и его напарник все же нашли Дыскина в госпитале в городе Истре. От пришедшего в сознание, но совсем ослабевшего от ран солдата делегаты узнали немного, но и того, что они доложили, было достаточно, чтобы оценить беспримерный подвиг наводчика орудия Дыскина. Они спросили его, почему он не оставил орудия после второго, а затем после третьего ранения.