«Артиллеристы, Сталин дал приказ!» Мы умирали, чтобы победить - [112]

— Это чтобы ты не замерзал зимой да нас вспоминал, — сказал он на прощание.

Как же мне было обидно, когда, будучи на передовой, я узнал, что подаренный мне тулуп забрали из повозки ездового рыскавшие по тылам мародеры-заградотрядовцы. И не только тулуп забрали. Отняли у ездового мой новый, недавно полученный бостоновый костюм (гимнастерку и галифе) — подарок офицерам Красной Армии от английской королевы. Эти шерстяные костюмы цвета хаки уже были пошиты по ростам и их вручали офицерам. Точно не знаю, возможно, не всем их давали, а как награду вручали лишь отдельным командирам. Но мне дали. Тыловики щеголяли в них, а мы хранили, не наденешь же для ползания в грязи такую ценность. Возмутительно, конечно, это самоуправство заградотрядовцев: нашу хозяйственную повозку обшарили и обобрали, а длиннющий фургон командира медсанбата Розенцвейга не тронули. Он потом сгрузил его с железнодорожной платформы в Москве, когда ехали воевать с японцами, и отправил к отцу на дачу. В нем было содержимое особняка: картины, мебель, люстры, одежда, белье, посуда. — все, вплоть до сапожных щеток. Кто воевал, а кто собирал!

После похищения заградотрядовцами моих вещей я перестал уважать этих людей, хотя многие из них делали нужные дела в тылах — ловили дезертиров. Но когда прочитал в книге «Сталинградская эпопея» донесения к Берии от начальника особого отдела Донского фронта Казакевича, в которых этот особист слезно жаловался на командующих армиями, что те в критических обстоятельствах бросали в бой с фашистами и заградотряды «как обыкновенные подразделения»[6] и они несли потери личного состава более 65 %, — то нисколько не посочувствовал этому Казакевичу. Надо же было его людям почувствовать разницу между «ловить» и «воевать».

Глава девятнадцатая Освобождение Венгрии Декабрь 1944-го — март 1945 года

Город Пустовам

Город Вуковар на Дунае мы так и не смогли взять. 18 декабря нас сменили болгарские войска, а мы в Бачка-Паланге переправились через Дунай и пешим порядком направились в Венгрию. В городе Байя снова переправились через Дунай и пошли на Сексард. Жители воевавшей против СССР Венгрии не встречали нас. Как и румыны, они опасались мести с нашей стороны за бесчинства своих солдат в России. Но женщины везде и всегда остаются женщинами. Венгерки находили повод и способ, чтобы гульнуть с нашими солдатами. Однажды с застолья с танцами и песнями я бесцеремонно удалил своих солдат, чтоб они занялись своими служебными делами, а венгерок пристыдил на ломаном немецком:

— Что же вы делаете? Ваши мужья воюют с нами, кровь льют, а вы тешитесь с русскими солдатами!

— Пусть воюют, — игриво ответили мадьярки, — а нам хочется повеселиться с вашими солдатами. Они такие симпатичные…

25 декабря 52-ю дивизию в составе 68-го корпуса 57-й армии 3-го Украинского фронта из Сексарда автомашинами через Секешфехервар перебросили в Чаквар, западнее Будапешта, на внешний обвод окруженных в Будапеште немцев. Севернее Чаквара мы выдержали страшнейшие бои с немецкими танками, рвавшимися на выручку к своим — в Будапешт. Наша дивизия потеряла в тех боях три четверти своего боевого состава. Ее остатки отвели в горы севернее Чаквара, и мы заняли оборону в полосе шириной аж целых 15 километров! В обороне были полукилометровые прогалы. И только благодаря маневренности нам удавалось громить прорвавшегося в эти дыры противника. Мои батареи постоянно перебрасывались на танкоопасные направления.

На автомагистрали Вена — Будапешт стоит небольшой венгерский городок Пустовам. Не знаю, что его название означает по-мадьярски, но по-русски ничего хорошего оно не предвещало. Немцы настойчиво пытались с разных сторон прорваться в окруженный нашими войсками Будапешт. Пробовали они это сделать и через Пустовам, но безуспешно. Город обороняли от прорыва стрелковый батальон Морозова и мой артиллерийский дивизион, а также приданные нам два истребительно-противотанковых и два минометных полка — это около сотни пушек и столько же крупнокалиберных минометов. Да плюс мои восемь пушек. Все оборонительные средства в городе были врыты в землю и хорошо замаскированы. Обильные снега сровняли все военные объекты с городским пейзажем. Мы с комбатом Морозовым чувствовали себя в присутствии такой силищи очень защищенно и уверенно. Пусть попробуют фашисты прорваться в Будапешт!

Новый, 1945 год мы встретили спокойно. Утром 2 января я поднялся на чердак к стереотрубе на своем наблюдательном пункте. Город и его окрестности, наши и немецкие позиции, утопавшие в снегах, являли картину равно дивной умиротворяющей красоты. Стояла тишина, не слышно ни единого выстрела. В лучах яркого солнца искрился белый-белый снег. Легкий морозец приятно бодрил и щекотал ноздри. Так и хотелось встать на лыжи и резво съехать вниз с пологих скатов гор. Но шла жестокая война, приходилось не кататься с гор, а внимательно рассматривать на их склонах позиции противника. Однако никаких изменений на немецкой и на нашей стороне за ночь не произошло.

Передав стереотрубу дежурному разведчику, я стал спускаться вниз. И тут в разных концах городка натужно взревели моторы тяжелых автомобилей-тягачей. Что случилось?! Вскакиваю снова на чердак, осторожно выглядываю в слуховое окно — и прихожу в ужас! Сотни машин по всему городу, взламывая маскировку, вытягивают из окопов пушки и минометы. На чистом, заснеженном фоне построек разверзлись десятки черных ям, разворочены маскировочные козырьки! Город мгновенно превращается в растревоженный муравейник. На машины, загруженные ящиками со снарядами, быстро вскакивают солдаты, и весь поток автомобилей устремляется в горы — в наши тылы! К великому сожалению, вижу все это не только я — с окружающих гор наблюдают все это и немцы! Компактность городка и близость гор дали возможность полкам в считаные минуты скрыться в горах, немецкие артиллеристы не успевают сделать по ним ни одного выстрела. Это было единственным, что порадовало меня, не без гордости подумал: будь такое на моих глазах у немцев, я бы успел разгромить их своими гаубицами.