Артемка у гимназистов - [3]

— А ты сторожем сюда наймись, — сказал какой-то парень и сдвинул Артемке на нос фуражку.

— Иди ты!.. — Артемка поправил фуражку. — Сторожем… Я, может, сам актером буду.

Возвращались по опустевшим, сонным улицам. По дороге Артемка то прижимал к груди руку, то отбрасывал ее и басил, изображая только что виденного Несчастливцева: «Когда приедет тройка, скажи, что господа пешком пошли!» Потом переходил на роль Аркашки, засовывал палец в воображаемый жилетный карман и дребезжащим тенорком сокрушался: «Вот тебе и тройка! А говорил, на тройке поедем!»

Около небольшой лавчонки, где сонный грек допоздна торговал фруктами и всякой снедью, Артемка остановился:

— Вы меня театром угощали, а я вас ужином угощу. Вот и квиты будем.

Он взял пяток яиц, копченой колбасы и кулечек вишен:

— Пошли до меня в будку, чаю вскипятим.

— Пировать так пировать! — охотно согласился Попов.

Удивительно, как меняется базарная площадь! Днем здесь даже у привычного голова кругом идет: гам, назойливые зазывания горластых торговок, верещанье поросят, гнусавое пение нищих, суета, толчея, озорная перебранка. Сейчас — ни одной живой души, и в ночной темноте молча громоздятся черными глыбами лавки и рундуки.

— И вы не боитесь жить здесь? — почему-то шепотом спрашивает Попов, пробираясь вслед за Артемкой между какими-то ящиками и бочками.

— А чего мне бояться? — Артемка подумал и хитровато добавил: — Разве за вашими книжками кто придет. Так они на замке… Ну, вот и мой дом.

В будке душно, пахнет кожей и лаком. Артемка оставляет дверь открытой. Он зажигает керосинку и принимается мастерить ужин, а Попов ложится на скамью и думает. В этой затерянности Артемкиной будки среди базарных построек есть что-то притягательное.

— Знаете, — говорит он, — кругом тьма и запертые немые лавки, а здесь кусочек жизни: уютно светит ваша керосинка, поет чайник — честное слово, хорошо!

— Ну театр! — отвечает Артемка: ни о чем другом он думать не может. Недаром Пепс хвалил. Куда там цирку!

— Да кто такой Пепс? — заинтересовался Попов.

— Пепс? Я ж вам говорил: борец, негр, понимаете? Короче, товарищ мой. Вот еще зайдете как-нибудь, я вам про него все расскажу… Ну, кипит чайник.

— Когда же это «как-нибудь»? — говорит Попов, подсаживаясь к столику. — Я ведь завтра уезжаю.

— Уезжаете? — Артемка с досадой взглянул на гостя. — Ну что это такое! Как хороший человек попадется, так и уезжает.

Он помолчал и уже по-детски, просяще сказал:

— Вы хоть переночуйте тут.

— О, это я с удовольствием!

Они поужинали, и, как ни протестовал гость, Артемка уложил его на свою лежанку, а сам калачиком свернулся на полу, подостлав старое пальто.

Керосинка потухла, и в будке стало совсем темно.

— Ну, так чем же замечателен этот негр? Где вы с ним встретились?

Артемка быстро повернулся на спину:

— А вам интересно? Я с ним в сторожке встретился, в цирке. Я туда пантомиму принес, книжку такую, понимаете? А он лежит на топчане в американских ботинках и плачет.

Артемка приподнялся и, всматриваясь в темноту, туда, где еле-еле обозначалось расплывчатым, бледным пятном лицо гостя, стал рассказывать. Боясь упустить какую-либо подробность, перебивая самого себя и возвращаясь назад, он размахивал в темноте руками и то и дело восклицал: «Вот он какой, Пепс! Вот он какой!»

Артемка рассказывал, а пятно впереди делалось все четче и четче, и вот уже ясно видны внимательные глаза, темные брови и даже складка на переносице.

— Ой, да уже светает! — опомнился Артемка. — Когда же вы теперь спать будете?

— Не в этом дело. Дело в том, как вам помочь.

Попов в раздумье закрыл глаза, потом быстро открыл их и остро взглянул на Артемку.

— Вам надо себя попробовать в любительском театре. Может, из вас выйдет Щепкин, Варламов, Садовский. А может, и ничего не выйдет. Боюсь только, что вас ни в какой любительский кружок не примут: мальчик, сапожник… — Он опять задумался. — Разве вот что: на Сенной улице есть двор, где гимназисты ставят спектакли. Что, если вам пойти туда и поговорить? Может, они дадут какую-нибудь роль. Там есть два-три гимназиста из тех, кто сочувствует трудовому народу. Жизнь покажет, что из них выйдет. Пока это не очень серьезно. Но юноши, кажется, неплохие. Пойдите. В крайнем случае, посмотрите спектакль. Это в доме Зворого, сорок пятый номер.

— Пойду, — твердо сказал Артемка и улыбнулся: — Вот кабы дали!

— Попросите. А теперь давайте часок-другой поспим. Поезд мой уходит рано.

Где-то далеко стучали о камни колеса и дребезжала подвешенная под телегой цебарка: начинался базарный день.

Артемка опять свернулся калачиком, вздохнул и закрыл глаза.

И ему приснился гимназист. Будто стоит он в будке и говорит Артемке: «Эх ты, желтоволосый! А хвастался, что на тройке поедем!»

…Когда Артемка проснулся, во все щели врывались золотисто-дымчатые лучи солнца. Попов сидел на корточках перед сундуком и старался открыть замок.

— Не тот ключ, что ли? — бормотал он в недоумении.

— Да вы поднимите сундук, — сказал Артемка.

Попов обернулся:

— Извините, я вас разбудил, А чему это поможет, если я его подниму?

Однако взялся двумя руками за сундук и приподнял его: прямо на полу лежали книги.