Артем Гармаш - [246]

Кандыба пригласил прибывших в дом. Но в такое чудесное утро в комнату, кроме Мирославы Наумовны, зашедшей вместе с Харитиной Даниловной осмотреть больного мальчика, прежде чем она пойдет по клуням к тифозным, никто не пожелал заходить. Уселись вокруг стола под яблоней с намерением ожидать. Кандыба спросил — скорее для приличия, но если бы была в этом надобность, то, конечно, нашел бы и какой-то выход, — завтракали ли гости. За всех ответил Тургай: мол, а какой же хороший хозяин выпустит гостей из хаты в дорогу голодными?

— Вот хотя бы и тебя взять для примера. Разве ты отпустишь нас, не дав пообедать? Да еще ради такого дня, может, и по чарке найдешь?

— Да, может, и найдется. Ведь не турки мы какие, чтобы не имели чем товарища своего погибшего помянуть как должно, как заведено от дедов-прадедов.

И разговор уже пошел о Тымише Невкипелом. Кандыба передал рассказ Гармаша об аресте Тымиша при выходе с перрона. О том, как Злыдень избежал ареста. И как потом, с помощью рабочих из железнодорожных мастерских, удалось этот вагон с оружием увести из-под стражи, подкупив часовых на деньги из торбы Злыдня. Сам же Злыдень да еще двое в подмогу ему и сопровождали этот вагон до полустанка.

— Вот тебе и синежупанник! — поддел Кушнира Кандыба.

Но тот не обратил внимания.

— Ну и слава богу, что обошлось, — сказал Кушнир. — Но это не является причиной для твоего самоуспокоения. Ибо только ты виноват во всем. Был и остаешься. И то, что раззвонили о своих планах, тогда как необходимо было сохранять все в строжайшей тайне; и то, что развел у себя такое пакостное зелье — ведь вряд ли тот шпион и провокатор действовал в одиночку. Уж очень ты непереборчивый. Вот за что мы вчера песочили тебя. И вижу — мало. До сих пор не уразумел, за что именно…

Осмотрев Андрейку, Мирослава Наумовна сказала, что у мальчика испанка. Легкие еще чистые, но нужно беречься, пусть полежит несколько дней. Пожурила Кандыбу за его недопустимое легкомыслие:

— Это же надо додуматься, в такое время, когда свирепствует и сыпняк и испанка, сорвать хлопца из дому, в людскую толчею!

Кандыба хотел в свое оправдание пояснить, как это произошло, но при Харитине Даниловне не рискнул заводить речь об этом и, только когда женщины ушли, хоть и с запозданием ответил на укор Мирославы Супрун, переложив вину за все на своего чересчур услужливого соседа.

— Да нет, дураком его назвать нельзя, — ответил Кушниру на его цитату из басни Крылова. — Особливо когда дело касается его личной корысти.

— А какая ему от этого корысть?

— Вот и я три дня уже ломаю голову над этим.

Однако задерживаться сейчас на этом не стали. Мысли каждого вертелись вокруг загадочного груза на полустанке. Кандыба, явно прибедняясь, рассказал им, что знал со слов Гармаша. Как следует разглядеть, мол, и они не имели времени, все же, прежде чем отправиться Гармашу сюда, заглянули в вагон. Знать хотя бы, сколько подвод потребуется. Русские старые винтовки — навалом. И, как видно, лежат еще с зимы — рыжие от ржавчины. А два или три пулемета к тому же с размороженными кожухами. Одним словом, добрая половина — просто железный лом.

— Будешь выбрасывать на свалку, скажешь мне куда! — пошутил Тургай.

В тон ему хотел и Кандыба ответить, но тут услышал конский галоп на улице и оставил свое намерение. Топот копыт все приближался, и через какую-нибудь минуту верховой влетел в открытые настежь ворота — и тропинкой через сад прямо сюда; лихо осадив коня в двух шагах от стола, верховой — Свирид из комендантского взвода — весело крикнул:

— Едут, товарищ командир! Уже, наверно, в село въезжают.

— Слава тебе!.. — с облегчением вздохнул Кандыба.

Все толпой направились к воротам.

Под склад для оружия Кандыба выбрал бревенчатый амбар Гусака, недавно законченный, но уже порядочно захламленный всякими хозяйственными вещами. Сейчас бойцы из комендантского взвода, под началом Цыбулько, убирали там, вытаскивая во двор пустые кадки, плетенные из лозы и тоже пустые кошели-засеки и всякое другое хозяйственное добро.

Тут же суетилась Приська, жена Гусака. Она домовничала сейчас — свекор со свекрухой еще не вернулись из церкви, что в Зеленом Яру, а муж, расстроенный весьма разговором с Кандыбой, взял удочку и ушел на речку, оставив все хлопоты на нее. И хлопоты, и беспокойство. Хозяйским глазом наблюдала, не причинили бы хлопцы какого ущерба. А впрочем, куда больше, чем кадушки да засеки, ее интересовало сейчас совсем иное. Собственно, поэтому и вертелась здесь, увидев из-за тына, как от дома в Вухналевом саду направился к воротам Кандыба со своими гостями. Должно быть, и в амбар заглянет. А на своем дворе удобнее всего будет встретиться с ним и по свежему следу развеять подозрения в отношении ее мужа.

С утра, с того времени, как Павло, возвратившись от Кандыбы, рассказал, зачем тот ни свет ни заря вызывал его к себе, была она сама не своя. Еще бы! «Стращал трибуналом. Пуля в лоб — и конфискация имущества. Ежели хоть один волос упадет с головы Грицька Саранчука». А ты же тут при чем? — не сразу уразумела Приська. Павло пересказал весь разговор с Кандыбой. И что в конце концов поклялся на его нагане вместо Евангелия, что ничего плохого не причинит Грицьку, а на веки вечные забудет зло и обиду на него за то, что обезоружил его тогда зимой. Вот уж болван! Да разве же то Грицько?! Она сама обезоружила его, пока спал; хотела еще и в «кутузку» чтобы посадили, даже бегала к Гармашам среди ночи посоветоваться с Артемом, но он сказал, чтобы до утра сама уж задержала как-нибудь, а утром и прислали Грицька — готовое оружие забрать, а заодно и коня верхового с седлом. А стеречь Павла в хате, не удрал бы куда, остался Козырь, который служит сейчас при волости полицейским. Так при чем тут Саранчук? И за что мог Павло чувствовать к нему какое-то зло? Вот так и нужно было сказать Кандыбе, а не клясться на нагане. Дурень несчастный! Ну, а теперь уж придется самой вмешаться. И молодица так загорелась этой мыслью, что просто не хватало терпения ждать.