Артем Гармаш - [191]

На веслах сидели Артем Гармаш и Матвейка, тринадцатилетний внук деда Евтуха; сам дед сидел на корме с правилкой. И за грудой мешков с древесным углем его не было видно гребцам. Приходилось не просто разговаривать с ним, а кричать:

— Евтух Игнатич!

— Ага?

— Вот так влип в историю, наверно, думаете, — положив весло на борт — и без весел течение несет, — закуривая из кисета, прокричал Артем.

— В какую? — прикинулся недогадливым дед Евтух.

— Да как же, никогда ниже Черкасс не спускались со своим углем, а то — на́ тебе! — верст за сотню лишних придется теперь с Матвейкой махать. Да еще против течения!

— Вот ты о чем! Пустое. Нам с Матвеем не к спеху. Порожняком по-над берегом, где на веслах, где на бечеве. А может, даст бог ветер в спину, то и под парусом побежим. Что, не так, Матвей?

— Ну да! Зато новый город увижу, — весело ответил хлопец. — Да еще какой! Это вам не Канев наш, не Черкассы, а Славгород! — Он тоже положил весло на борт и даже пересел лицом по ходу лодки, чтоб любоваться пейзажем, раскрывавшимся перед ними. И не скоро уж снова заговорил. — Кабы знать, транваи-то ходят теперь? Вот бы покататься! На ликтричестве! Тогда уж, как тот говорил, можно и помирать.

— Дурья твоя голова! — сказал дед.

— Дак это ж я так, дедусь, нарочно!

— А ты не учись такие великие слова болтать зря.

Какое-то время все молчали. Наконец Артем сказал:

— Нет, Матвейка, не доведется. Сейчас им не до трамваев. Для электричества нужен уголь. А подвезти не на чем. Вагоны им нужней — под зерно, под скот, под железную руду. Прямо из шахт эшелонами гонят к себе в Германию. Хорошо, если рельсы еще трамвайные не сняли и не вывезли для своих мартенов. На переплавку. На новые пушки, снаряды…

— Ух, гады, — вознегодовал Матвейка. — Погибели на них нету!

— Придет! Сама-то, конечно, не придет, — сразу же поправился. — Народ наш им эту погибель принесет. Да уж и примериваются кой-где. Это я только все еще странствую, никак к своему берегу не пристану.

— Да вы же, дядя, тяжело ранены были! — с горячностью заступился Матвейка. — Разве ж вы годились для такого дела!

— Пристанем сейчас и мы к берегу! — крикнул дед Евтух с кормы, вкладывая в эти слова тоже особый смысл. — И не горюй. Хватит еще и тебе работы. Была бы сила. Но я вот думаю все…

— Да нет, — остановил деда Артем, — кто там меня в таком виде узнает! Сам пойду, с Матвейкой в подмогу. Так оно быстрее дело будет.

— А ты не больно поспешай. Спешка в одном только деле хороша. Сам знаешь, в каком: блох ловить.

За эти без малого три месяца, начиная с марта, прожитые Артемом в семье Евтуха Синицы после того, как, подобранный обходчиком на железнодорожной насыпи среди убитых красногвардейцев в бессознательном состоянии от потери крови, перевезенный в более безопасное место, верст за пятнадцать в село над Днепром, в хату на отшибе, под самым лесом, к старшему брату того самого обходчика, — он стал для всей семьи деда Евтуха Синицы родным человеком, а они — ему. Вот почему и не таился, не скрывал от них ничего, вплоть до своих ближайших намерений: как можно скорее добраться до Славгорода, чтобы через родню и знакомых связаться с партийным подпольем. А провожая несколько дней тому назад его в дорогу, бабка Секлета с невесткой-вдовой — матерью Матвейки и его двух сестренок — и вовсе расплакались и все наказывали деду и Матвейке быть осторожными и всячески оберегать его. Как будто те сами не понимали необходимости этого.

— Ну, а к Христе ты все же сам не ходи, — после паузы сказал дед Евтух. — Кто знает, какие у нее соседи! Пусть от Бондаренков кто-нибудь сходит, передаст, что ты в городе объявился. Вот на берег пусть и придет.

— Да беспременно с Васильком! — поспешно вставил Матвейка. — И на берегу незачем толочься! — продолжал рассуждать вслух. — А чего не переехать хотя бы на вон тот островок. Он совсем безлюдный. Рыбы наловим, уху сварим. Там и заночевать можно. Мы бы с Васильком такой шалаш построили! Дядя Артем, а?!

— Да разве я против этого… рая! Другого и слова не подберешь!

— Так скажите же дедушке.

— Успеется. До вечера, Матвейка, еще ой как далеко!

За причалами для лодок — хромой лодочник уже скрипел на помосте своей деревяшкой-ногой, — миновав островок Фантазию (от названия ресторана на нем), дальше — настил для водовозов, — рядом с купальнями они наконец пристали к берегу.

Солнце еще даже не показывалось из-за крыш нарядных особняков на набережной. На берегу было безлюдно. Кроме водовоза, набиравшего воду в бочку, да нескольких рыбаков, клевавших носом над удочками, никого и не было. Это и хорошо, что прибыли так рано: безопаснее будет на Гоголевскую, к Бондаренкам, зайти. Поэтому не тратил времени зря. Пока дед Евтух развел огонек да погрел кулеш (с вечера остался), Артем с Матвейкой вытащили из лодки возок-двуколку, сложили на него груду мешков с углем, — а всего в лодке насыпом угля было мешков десятка на три, — и увязали веревками. Наспех подкрепившись, сразу же направились в город. Дед Евтух помог им выбраться на подъем и дальше в переулок.

— Ну, вы ж смотрите, чтоб аккуратно! — предостерег еще раз. — Береженого и бог бережет.