Аршин, сын Вершка - [3]

- А я думаю, батя, - ответствовал сынок и со всего размаха хватил себя кулаком в лоб.

- О чём же ты думаешь?

- Думаю, что моя башка позвонче,- сообщил Рокас.

- Разве так думают? - покачал головой отец. - Каждый простолюдин скажет, что цыплёнок из яйца вылупился. А пан, тот ещё подумает, как это цыплёнок сперва в яйцо забрался. Вот как думать надо!

И задумался тут Рокас. Сидит, час думает, два думает, не шевелясь, а отец на него любуется. Глаз не сводит.

- Ну как, сынок, надумал что-нибудь? - спрашивает ласково.

- Нет ещё, - трясёт башкой Рокас.

Отец суетится вокруг него, деревянными башмаками по полу бухает. Наконец не вытерпел, снова спрашивает:

- Ну, придумал?

- Ага...

- Так чего ты ждёшь? Выкладывай!

- А куда воробьи денутся, когда наша изба сгорит?

Кризас только руками всплеснул от радости. Ну и ну! У мальчонки, можно сказать, молоко на губах не обсохло, а его уже хоть на митинг выпускай докладывать.

Как по писаному шпарит.

- Ах ты умница-разумница! Всё насквозь видишь! - радовался отец, обнимая Рокаса.

А мать, смахнув слезу, поднесла сыночку полное решето орехов. Лесных, отборных - один в один.

- Угощайся, сынок.

Тот потянулся было за орехами, но отец остановил его:

- Пан так не делает. Ты сперва поблагодари мать, а затем попроси, чтобы своей рукой тебе отсыпала.

- Ещё чего! - рассердилась Дарата. - Пускай сам берёт.

- Рокас, не будь дураком!- предупредил отец.- Материна горсть вдвое больше твоей!

Но мальчик не слушал ни мать, ни отца. И руки за спину спрятал.

- Бери, - упрашивает мать. Рокас не слушает.

- Пускай сама отсыплет, - твердит отец. А Рокас ему в ответ:

- Тогда уж лучше ты набери: твоя горсть ещё побольше будет.

Доконал-таки папашу своей мудростью.

- Ума палата! Вот тебе две горсти! Вот тебе три! - Кризас чуть ли не плясал от радости.- Вот тебе десять горстей! Да такому сыночку и всего решета мало. На лету хватает отцову мудрость!

Обнял и расцеловал наследничка.

Так и рос удивительный младенец, затмевая мудростью родителей, ростом и силой опережая соседских ребятишек, радуя колхозников своими проказами: кому окошко высадит, кому забор повалит, кому огород потопчет...

Все только диву давались:

- Ну и мальчик! Другой бы на его месте давно уж голову сломал, а этого и смерть не берёт! Живьём готовы были схоронить беднягу.

БРАТ МИЛОСЕРДИЯ

Рокас рос как на дрожжах, будто его кто за уши тянул, и, будучи ещё в коротких штанишках, вымахал выше Кризаса. Он бы, глядишь, и дальше рос, если б не притолока. Каждый раз об неё лбом бился, вечно с фонарём над глазом ходил, и сколько за день прибудет росту, столько, бывало, и убудет, как стукнется. Перестал расти, вширь пошёл.

Зато ел ребёночек за троих. Как дорвётся - не оторвётся.

Больше всего любил он клёцки. Только рот разинет, прожевать не успеет, а клёцка уже сама проскакивает в глотку, будто её за верёвочку дёрнули. Уши шлёп, шея - оп, раздуется, точно утиный зоб, и готово дело: в животе клёцка. А случись сразу двум или трём застрять в горле, тоже не велика беда: Рокас только головой помашет, слезу стряхнёт, а пальцем пропихивать ни за что не станет. Боится руку проглотить.

Первое время Кризас смотрел да радовался, ложку в сторону отложив, но когда остался несколько раз без обеда, перестал глаза таращить и принялся уплетать за обе щеки, не бросая мудрых слов на ветер. Словно перед голодухой наедался.

Первое время они вровень ели. Однако вскоре сын и тут начал обгонять отца. Тогда Кризас хитрость применил. Довоенную!

- Дно у миски-то обливное, - заявил он однажды, уминая клёцки, и поближе придвинул миску.

Прямо под нос себе поставил.

Рокас только рот разинул и глазами хлопает, не зная, что сказать. Может, так и встал бы голодный из-за стола, если бы не мать, которая, раскусив отцову хитрость, передвинула миску к сыну и сказала:

- Три копейки заплатил и хвалишься. Отец снова миску к себе:

- Ничего, что дешёвая, зато крепкая. Но мать вновь подвинула миску к сыну и, придерживая руками, возразила мужу:

- Будешь по столу возить, так не только глина - сталь и та не выдержит.

В следующий раз Рокаса уже не надо было учить. Только отец добрался до подливки, Рокас тут же повернул миску и давай из-под клёцек соус черпать. Как из колодца.

Кризас снова повернул миску лункой к себе и мудро заметил сыну:

- Солнце по кругу идёт.

Мальчик недолго думая ещё раз повернул миску со словами:

- Идёт, идёт. Если ночь не остановит, так оно чёрт знает куда зайти может! - А сам одной рукой миску придерживает, другой клёцки наворачивает.

Только соус капает с подбородка.

- Вот и гром грянул! - Кризас трахнул парня между глаз, но твердолобый даже ухом не повёл, а отцовская ложка пополам треснула.

Пока старый Вершок искал другую, Рокас все клёцки умял, и отцу осталось лишь корку взять да облизать ею миску. И холодной водой запить.

Хоть и голоден был Кризас, а всё ещё радовался, что у него такое чадо растёт: "И ростом, и умом взял. Даже такого мудреца, как я, на словах и на деле перемудрил! Точь-в-точь бывший безделяйский пан Яцкус. Тот, бывало, пол-лося, полкабана, трёх зайцев в один присест слопает и ещё голодающим проповедь прочтёт. Даже квасом не запив!"