Арсен Люпен — джентльмен-грабитель - [8]

– Я сам, – однажды сказал он мне, – не знаю, кто я такой. Я больше не узнаю́ себя в зеркале.

Разумеется, это было остроумной шуткой, парадоксом, но сущей правдой для тех, кто встречал Арсена Люпена, ничего не зная о его бесконечных возможностях, терпении, искусстве гримироваться, удивительной легкости, с которой он изменял даже лицо, нарушая пропорции своих черт.

– Почему, – продолжал он, – я должен иметь неизменную внешность? Почему бы мне не избежать опасности быть всегда одним и тем же? Мои поступки и так выдают меня. – И он с гордостью уточнил: – Тем лучше, если никто никогда не сможет с уверенностью сказать: «Это Арсен Люпен». Главное, чтобы все, не боясь ошибиться, говорили: «Это дело рук Арсена Люпена».

Я попытаюсь восстановить некоторые его поступки и приключения, основываясь на откровениях, которыми Арсен Люпен удостоил меня зимними вечерами в тишине кабинета.

Арсен Люпен в тюрьме

Турист не достоин так называться, если не знает берегов Сены, если он, бредя от руин Жюмьера к руинам Сен-Вандриля, не заметил причудливый небольшой феодальный замок Малаки, так горделиво возвышающийся на скале посредине реки. Арочный мост связывает его с дорогой. Основания его темных башен сливаются с гранитом, на котором они стоят, с этой огромной глыбой, отколовшейся от неведомо какой горы и брошенной туда благодаря какому-то неимоверному толчку. Вокруг спокойные воды большой реки плещутся среди камышей, а трясогузки прыгают по влажным камням.

История Малаки так же сурова, как само название, такая же стойкая, как его силуэт. Она состоит из сражений, осад, приступов, грабежей и убийств. По вечерам на посиделках жители края Ко с содроганием вспоминают о преступлениях, совершенных здесь, и рассказывают множество таинственных историй. Люди судачат о знаменитом подземном ходе, который в былые времена вел в аббатство Жюмьер и в мануарий Агнессы Сорель, прекрасной подружки Карла VII.

В этом древнем логовище героев и разбойников жил барон Натан Каорн, барон Сатана, как некогда звали его на бирже, играя на которой он внезапно разбогател. Разорившиеся сеньоры Малаки были вынуждены продать ему за краюшку хлеба обитель своих предков. Там он разместил свои восхитительные коллекции мебели и картин, фаянса и резного дерева. Он жил один с тремя старыми слугами. Никто никогда не входил в его замок. Никто никогда не любовался в этих древних залах тремя полотнами Рубенса, двумя картинами Ватто, креслом с высокой спинкой работы Жана Гужона и многими другими чудесами, вырванными с помощью банковских билетов из рук самых богатых завсегдатаев публичных торгов.

Натан Каорн боялся. Не столько за себя, сколько за сокровища, накопленные с удивительно стойкой страстью и с такой прозорливостью любителя, что, говоря о бароне, даже хитрые торговцы не могли похвастаться, будто ввели его в заблуждение. Барон Сатана любил свои безделицы. Он любил их жадно, как скупец, ревностно, как влюбленный.

Каждый день перед заходом солнца четыре окованные железом двери, расположенные по краям моста и при входе во внутренний дворик, запирались на множество запоров и засовов. При малейшем шуме тишину разрывали электрические звонки. Со стороны Сены опасаться было нечего: там возвышалась остроконечная скала.

И вот однажды в пятницу сентября на мосту, как всегда, появился почтальон. И по заведенному правилу тяжелую дверь приоткрыл сам барон.

Он внимательно оглядел почтальона с ног до головы, словно прежде никогда не видел добродушное лицо и насмешливые глаза крестьянина. Тот, смеясь, сказал:

– Это я, господин барон. И никто другой не мог взять мою куртку и фуражку.

– Кто знает… – пробормотал Каорн.

Почтальон вручил барону стопку газет. Потом добавил:

– А теперь, господин барон, у меня есть новость.

– Новость?

– Письмо… к тому же заказное.

Живущий уединенно, не имевший друзей или знакомых, которые могли бы проявить к нему интерес, барон никогда не получал писем. Ему это письмо сразу же показалось дурным предзнаменованием, и он встревожился. Кто был таинственный корреспондент, который побеспокоил его?

– Надо расписаться, господин барон.

Пробурчав что-то невнятное, барон расписался. Затем взял письмо, подождал, пока почтальон исчезнет за поворотом дороги, и, сделав несколько шагов, облокотился о парапет моста. Разорвав конверт, он вытащил квадратный лист бумаги, вверху которого было от руки написано: «Тюрьма Санте, Париж». Барон посмотрел на подпись: «Арсен Люпен». Ошеломленный Натан Каорн прочитал:

«Господин барон!

В галерее, соединяющей две гостиные, висит картина кисти Филиппа из Шампани, которая мне очень понравилась. Картины Рубенса тоже пришлись мне по вкусу, а также картины Ватто. В правой гостиной я хочу отметить сервант в стиле Людовика XIII, гобелены Бове, круглый столик в стиле ампир с подписью «Жакоб» и сундук в стиле Ренессанса. В левой гостиной стоит стеклянный шкаф с драгоценностями и миниатюрами.

На этот раз я довольствуюсь этими предметами, которые, по моему мнению, легко сбыть. Прошу вас упаковать их надлежащим образом и отослать на мое имя (оплаченным платежом) на вокзал Батиньоль не позднее чем через неделю