Арнольд и я. Жизнь в тени Австрийского Дуба - [5]
Но Арнольд пребывал в необычном для него расположении духа – и это было плохим знаком. Куда подевался мой веселый друг? Как мы сможем обсуждать наши свадебные планы, если он чем-то расстроен? Переживая по поводу предстоящего разговора, я налила ему бокал вина, втайне надеясь на то, что пара глотков выведет его из такого состояния. Однако, усевшись за стол, я поняла, что приготовленный мной ужин не оправдал возложенных на него надежд: хлеб в корзинке подсох, морковь больше напоминала конфету, чем овощ, стейки были пережарены, а замороженные омары так и остались в своих панцирях. Думаю, ничто в тот момент не было так сильно напряжено, как мои нервы.
Переходя от омаров к пережаренным стейкам, мы слегка поужинали, перебрасываясь ничего не значащими редкими фразами, хотя обычно в наши разговоры невозможно было вставить слово. Почему весь вечер он был таким молчаливым? Тем не менее, несмотря на его настроение, я серьезно настроилась на то, что предстоящей ночью поговорю с ним о планах на будущее. И хотя речь была тщательно подготовлена, я поймала себя на мысли, что подбираю слова, с которых можно было бы начать разговор. Но стоило мне только произнести фразу: «Раз уж десерт на подходе, могли бы мы…» – как Арнольд с набитым засахаренной морковью ртом вымолвил: «Кстате скозать, умер мой отец».
Офис губернатора Шварценеггера, 17 июня 2004 года
Я попросила Арнольда описать свое детство и поподробнее рассказать о том, каким он был сыном.
– Однажды наступает такой возраст, когда душа бунтует против устоявшихся порядков, и в этом возрасте все, что бы ни сказали родители, выглядит неправильно. Такое происходило и со мной, когда мне было 14—15 лет. Если родители говорили мне: «Волосы должны быть коротко подстриженными», я начинал их отращивать; когда же они соглашались: «Хорошо, пусть себе растут», я, наоборот, их укорачивал. Если они говорили: «Надень черную рубашку», я надевал белую, а услышав фразу «Надень шорты», надевал длинные брюки. Мне было неважно, что они говорили.
Его шутливые рассказы о своем подростковом возрасте вызвали во мне воспоминания о моем собственном «протестном настрое», который в семидесятые и подтолкнул меня к этому очаровательному силачу.
В поисках спокойствия
Задолго до того, как в мою жизнь вошел Арнольд Шварценеггер, оказав на нее огромное влияние, я придерживалась традиционных семейных ценностей. Мое детство прошло в зажиточном городе Сан-Марино – тезке старейшего независимого государства Европы. Мой родной город, расположенный недалеко от Пасадены, известной своими цветочными фестивалями, был одним из самых богатых в стране. Служебные успехи всех «отцов города» заносились в специальную «Голубую книгу Сан-Марино», и указанный в ней общественный статус каждого из них был даже более важен, чем номер телефона его семейства. К тому времени как я пошла в старшие классы, мой отец, которому похвастаться было особенно нечем, числился в книге как «строительный подрядчик». Мы, конечно, не сильно распространялись о том, что нашей матери приходилось подрабатывать, чтобы сводить концы с концами: подобные подработки в то время считались чем-то ненормальным, и наша семья предпочитала помалкивать об этом.
Сказать по правде, семья Аутленд отличалась от других семей Сан-Марино и всячески пыталась казаться лучше, чем была на самом деле. Мои родители перебрались сюда из небогатого пригорода Лос-Анджелеса после того, как получили здесь наследство, и отсутствие знаний по финансовому планированию давало о себе знать: наша семья жила явно не по средствам. Учитывая, что в семье было четыре дочери, каждая из которых представляла собой эмоциональную и финансовую головоломку для родителей, это самым серьезным образом сказывалось на нашем материальном состоянии. Постоянная нехватка денег приводила к большим скандалам между отцом и матерью, которые порой затягивались до поздней ночи. Как часто я ложилась спать с мольбой о том, чтобы их угрозы о разводе так и остались только угрозами!
После подобных сцен мы с сестрами просыпались, чтобы обсудить текущую ситуацию в семье. Все это закончилось тем, что папа с мамой решили прекратить жить не по средствам и уехать из города. Нашего отца уважали за его взвешенность: если мы хотели получить ответ на какой-то вопрос, он становился нашим лучшим советчиком. Честно сказать, он всегда был в курсе всех дел, а его чувство юмора и наблюдательность могли заставить толпу смеяться или удивляться его острому уму. Мы с девочками просто обожали отца, но вместе с тем хотели бы видеть его более энергичным. К сожалению, он так и не оправдал наших надежд. Мама запомнилась нам своим добрым и отзывчивым сердцем: если мы хотели получить новые теннисные туфли с шипами или разрешение пойти в гости к парню, то знали, что все это можно сделать через нее. Мы любили нашу активную, веселую маму, с удовольствием наблюдая за каждым ее движением, но хотели, чтобы она в большей степени контролировала себя, что с ее темпераментом было совсем не лишним. К несчастью, она так никогда и не добилась той обеспеченной жизни, к которой стремилась.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.