Армянская трагедия. Дневник врача (декабрь 1988 г. – январь 1989 г.) - [7]

Одессит (русский) – «шабашник» (как он сам себя назвал), 26 лет, приехал в Ленинакан 7.12. в 9.00., пришел с вокзала домой и лег спать. Приехал так, без определенной цели. Вдруг заходила комната и понесло вещи. Ухватился за спинку кровати. Во время 3-го толчка, основного, выбросило стену дома с большим окном и в этот провал вылетела койка. Упала с 8-го этажа на груду обломков ножками вниз и тотчас же была накрыта плитой (панелью). Головной конец сдержал тяжесть плиты, хотя и сплющился, а левая голень попала под край плиты. Было трудно дышать, так как прижало, но орал «благим матом». Люди доползли до него, но 5 ч. не могли сбросить панель, не было чем. Затем ампутация бедра в нижней трети. Написал только матери. Жене (с детьми в Одессе) не сообщает – «зачем расстраивать». Может быть, не уверен в ней. С тех пор вот уже больше трех недель не спит: «Ничего не берет – ни седуксен, ни снотворные». И не потому, что болит рана. Его поражает стечение случайностей: случайно приехал, случайно за 2 ч. до землетрясения, случайно вылетел вместе с койкой, и она его спасла. «Ехал за ампутацией здоровой ноги». А теперь? Как жить, если твоя профессия «шабашник». Что ему ответишь? Помолчал и добавил: «Первые две недели непрерывно рвало, хотя голову и не ушибло…» Интоксикация.

Филолог, 45 лет, канд. пед. наук, работал на кафедре в Ленинаканском педагогическом институте, позже – в школе. Типичный армянин, худой, как сухое дерево. «Обрушился дом. Сдавило обе голени. Сознание не терял. Откопали через сутки. Ампутации обеих голеней в нижней трети. До сих пор фантомные ощущения и боли в пальцах стоп». Бодрится, шутит: «Русские – оптимистичнее армян». Думаю, что оптимизм не специфически русская национальная черта. ОПН у него была, но обошлось без гемодиализа, возможно, за счет ранней ампутации. Готовится к переводу в Институт Вишневского для подготовки к протезированию. С ним жена – армянка, говорящая по-русски без малейшего акцента. Выяснилось – она учительница русского языка. Здесь уже просматривается начало социальной, психологической реабилитации.

Хожу по отделению, как будто ношу несу. Люди охотно доверяют мне свою боль, и, хотя я больше молчу или, послушав сердце и легкие, подбодрю тем, что с этим у них вес в порядке, или о Саратове и Волге упомяну – не бог весть что, – очень благодарны.

Перевязочная. На столе совершенно голая молодая женщина. Ноги раздвинуты. Ноги! Одной нет: высокая ампутация бедра – громадная гнойная рана. Идет перевязка: промокшее гноем снимают, моют, чистое кладут. Подняла голову, вытянула шею, смотрит – как там? Чуть позже она уже в палате, в сорочке, под одеялом. Рядом с ней муж.

Сейчас в Эребуни преобладает плановая хирургическая работа. Работают три аппарата ГБО, гемодиализная на замке (всего, было от разных государств до 10 аппаратов «искусственная почка») – аппараты свалены и не нужны. Полно лекарств – всяких, названия многих – импортных – неизвестны. Сейчас у армянской профессуры уже сдержанно-снисходительное отношение к русским врачам, прибывшим к ним на помощь в очень трудное время. Некоторые уже не помнят, как 9—11.12. к ним «опустился десант» из 80 военных хирургов. А что тогда было? Раненые поступают, а персонал на личном транспорте «рванул» в Ленинакан – каждый спасать своего. Понять это можно, но и больницу оставлять без врачей было преступно. А сейчас нашим дают понять – открыто, на пятиминутках, – чтобы скорее уезжали, так как им не на что стало жить, не на что покупать бензин. Наши денег не берут с раненых и их родственников, и им перестали платить. Какая мораль?! Обычная финансовая катастрофа: армянская фирма не выдержала конкуренции бессребреников.

Спускаюсь в реанимационное отделение: На 18 штатных койках в дни массового поступления лежало до 50, заполняя широкий коридор. Правда, многие умирали тут же, доставленные уже в атональном состоянии. Показал мне десяток больных, все еще лежащих здесь, сам заведующий – Эдуард (Эдик), фамилию не записал и не запомнил. Очень подвижный, заводной, энергичный и подготовленный реаниматолог.

Сюзанна, 18 лет, девушка из Ленинакана, высокая ампутация обеих ног. ОПН, серия сеансов гемодиализа. Сейчас шлаки вышли, раны поджили. Соматическое состояние удовлетворительное. Лишь анемия – тяжелое и стойкое осложнение СДР и ОПН. Психическое состояние адекватное, но без крайних проявлений. Лежит, как белая лилия, закрыв глаза. Руки раскинуты, а ног нет.

Сусанна, 35 лет, мать троих детей. Ленинакан. Задавило всю семью. Однако дети после ушибов и ссадин уже выписались из больницы, ждут ее у родных, муж в Москву отправлен. А у нее ампутация обеих бедер. СДР, ОПН, которая уже разрешилась. Но психическое состояние тяжелейшее. Только на наркотиках, реланиуме. Час поспит и начинает громко стонать, требуя к себе врачей и… морфия. Так все последние дни. Хирургическая, реаниматологическая, соматическая ситуации завершаются успешно, а на первый план выходят нарушения психики. Этим нужно заниматься сейчас, скоро будет поздно. Мать ее, сидящая рядом, говорит мне тихо: «Хоть и без ног, но все же дети на маму могут посмотреть, пусть живет». Через 15 мин после моего осмотра она заснула, нашпигованная лекарствами. Измученное страданием красивое лицо, кожа цвета слоновой кости.