Армия Второй звёздной Империи - [8]

– Так я и говорю: за знакомство. Чем не праздник?

Раймону совершенно не хотелось оскорблять отнёсшегося к нему так по-человечески астронавта. Он подумал-подумал, и решил, что по одной можно. Офицеры опрокинули по первой стопке спирта, закусили кусочком хлебушка. Прежде чем лейтенант успел опомниться, капитан уже разлил по новой.

– Я пас, лэр.

– Ну что вы, лейтенант, в самом деле? Это же ваше первое задание! Чем не праздник? – взгляд Фенона был таким честным-честным, таким располагающим к доверию… Штурмовику ничего не оставалось, как выпить вторую стопку. По телу разлилось приятное тепло, в голове чуть-чуть зашумело. Когда офицер оторвался от исследования своих ощущений, стопка была уже вновь полна прозрачной пахучей жидкостью.

– Кларк, я не пью, – он попытался отодвинуть от себя стопку.

– Да разве мы пьём?!

– Что же мы делаем? – озадачился Ванга.

– Так… выпиваем.

– Разве это не одно и то же?

– Конечно же, нет! Вот что вы имеете против спиртного?

– Ну… оно мозги туманит, реакцию притупляет.

– Вот! – капитан поднял вверх указательный палец. Молодой человек заворожено проследил за его движением. – Когда пьют, так и происходит. Зато когда выпивают… Реакция обостряется, а мозг начинает работать ещё лучше, чем прежде. Разговор сразу оживляется, появляются интересные, волнующие всех за столом темы. Разве я не прав? И как может туманить мозги спирт?! Он же чистый!

Молодой человек страдальчески закатил глаза. Он уже понимал: придётся пить. Последний аргумент капитана просто не оставил ему выбора. Одним словом, Раймон Ванга начал понемногу прочувствовать магию слова «чистый». А ещё он вдруг с кристальной чистотой вспомнил детство. Он, мелкий карапуз, сидит за высоким пластиковым детским стульчиком, а мама безуспешно пытается накормить его манной кашей. Карапуз-Раймон хмурится, мотает головой, отворачивается. Каша течёт по слюнявчику. Тогда мама резко меняет тактику: «Ты же любишь маму? Ну, давай ложечку за маму, – и проникшийся мистической важностью слова «мама» карапуз послушно проглатывает целую ложку. «Ну вот, молодец, и мама тебя любит. А где папа? Давай ложечку за папу…» – маленький Раймон спохватывается лишь тогда, когда тарелка с кашей показывает дно. Маленький Раймон хотя бы спохватывается, а большому уже не хватает на это… чего-то, в общем, не хватает. Спустя некоторое время Ванга поймал себя на мысли, что бутыли со спиртом больше нет, на столе осталась лишь маслянистая жидкость в цветастой бутылке.

– Ну вот, вашу мы приговорили, лейтенант. Займёмся теперь моей.

– Чем-чем займёмся?

– Ну, мы же с вами решили выпить по одной? Одну выпили. Теперь нужно вторую. Я прав?

Вместо ответа Ванга одним махом осушил предложенную ему стопку. Сегодня он и так спорил, как давно уже не спорил: до хрипоты, до дёргания за грудки. Продолжать споры не хотелось, хотелось полностью раствориться в блаженном беспамятстве, что вскоре и произошло.

Дальнейшее путешествие лейтенант помнил весьма смутно – отрывочными картинками, невероятно яркими на фоне серого марева основных воспоминаний. Вот перед внутренним взором офицера предстаёт полукруглое помещение капитанского мостика с сенсорными панелями по окружности, разделённой на сектора. Три человека: пилот, суперкарго и техник – приветствуют своего капитана стоя, докладывают о завершении погрузки, о готовности полётного курса и основных систем. И заинтересованные взгляды гражданских, в особенности одной… гражданской… Затем снова дымка, сквозь которую прорывается уверенный голос капитана: «Признаюсь вам, Раймон, капитан – самый бесполезный член экипажа во время полёта. Я нужен только если случится какое-нибудь ЧП, или понадобится развлекать пассажиров. Пора, кстати, приниматься за дело, виски стынет». Вот сквозь дымку забвения проступает симпатичное личико суперкарго – или суперкарги? – и склоняется над ним: «О, лейтенант! Вы просто прелесть! Как вы относитесь к тому, чтобы что-нибудь выпить?» Затем снова картинка с суперкарго – яркая, сочная, но совершенно за гранью цензуры. Вот перед Раймоном стоит тройка членов команды: все в бойцовских стойках, все подтянутые, сосредоточенные на отработке ударов. Пилот даже признаётся, что жить не может без спорта. Серый провал, и вдруг перед лейтенантом возникает лицо этого самого пилота: его взгляд жалостливый, словно у побитой собаки; парень что-то перекатывает языком во рту. Вот он наклоняется, и на пол пополам с кровью летит что-то белёсое. Теперь уже лейтенант слышит свой собственный голос: «Извините, лэры, меня учили убивать, а не танцевать». В новом кадре они с капитаном дружно «отпаивают» пилота некой «живительной влагой», как эту жидкость обозвал Фенон. Раймона настораживает только цвет жидкости – янтарно-смолянистый, да и вкус кажется смутно знакомым. По мере падения уровня «влаги» в пузатой бутылке сознание офицера всё более заполняет привычный уже «серый шум»; на этот раз настолько плотный, что даже во время коротких просветлений картинки реальности почти неразличимы.

На седьмой день пути серая пелена выпустила мятущуюся душу лейтенанта из своих мягких объятий. Офицер осознал себя лежащим на жёсткой кровати, в крошечной корабельной каюте; и кровать и каюта были ему смутно знакомы. По-воённому быстро, но без излишней суеты, Ванга облачился в парадную форму, подхватил трость, чемоданчик и оказался в узком коридоре. Ноги сами понесли его на мостик: оказывается, за время космического путешествия он успел неплохо изучить внутренне устройство транспортника! Да и передвигаться «на автомате» тренированному телу, похоже, было не в диковинку… На мостике только вяло перемигивались сенсоры, да гроздья голографов над секторами управления показывали всякие замысловатые фигуры. Тогда всё те же ноги привычно доставили своего хозяина в спортзал, но и тут оказалось непривычно пусто. Ответ мог быть только один: корабль прибыл в место назначения. Лейтенанта вдруг охватила паника, волосы на голове начали медленно шевелиться. «Всё, опоздал», – бесновалась в сознании заполошная мысль. Офицер стремглав кинулся к внешнему шлюзу, и лишь когда, уже на трапе, наткнулся на спокойный взгляд капитана, немного успокоился.