Однажды Трясогузка бродил по путям на станции.
— Папа! Па-а-па! — долетело до него.
У платформы на деревянном сундучке стояла девчонка и испуганно звала отца. А рядом дрались беспризорники. Двое колотили третьего — самого маленького. Увёртываясь от ударов, он не выпускал из рук небольшой пакет, перевязанный верёвкой.
— Папа! — ещё раз крикнула девчонка. — Скорей!
К платформе спешил мужчина. Два беспризорника исчезли, а третий почему-то не побежал.
«Растерялся! — подумал Трясогузка. — Ох, и будет ему!»
Мужчина схватил мальчишку за шиворот и выхватил пакет.
Девчонка соскочила с сундука.
— Отпусти его, папа! Если б не он, они уворовали бы весь наш хлеб.
Отец отпустил мальчишку. Беспризорник подтянул штаны, окинул мужчину оскорблённым взглядом и молча пошёл прочь.
— Хочешь хлеба? — крикнул мужчина.
Беспризорник не оглянулся.
— Мальчик! — позвала девчонка.
Но беспризорник так и ушёл.
Он очень понравился Трясогузке. Это был Мика. Ему первому командир будущей армии доверил свою тайну и назначил его начальником штаба. Они вдвоём подготовили крушение поезда. Конечно, ни тот ни другой не знали, что под откос свалится состав с карательным отрядом. Но они не боялись ошибиться: по железной дороге ездили только колчаковцы.
Флажки придумал Трясогузка. Надписи делал Мика. Им хотелось, чтобы самому Колчаку донесли о существовании новой армии, которая объявила беспощадную войну всем белякам.
Третьим в армию был принят Цыган.
Его привели к сгоревшему дому, втолкнули в тёмный лаз, и он полз
вперёд, пока не провалился в какую-то дыру. Удар был мягкий — под люком на полу подвала лежала охапка соломы. Даже гитара не сломалась.
Цыган услышал, как один за другим спрыгнули Трясогузка и Мика.
— Это наш штаб! — послышался голос командира.
Вспыхнула спичка. Загорелась свеча. Цыган огляделся. Развешенные по стенам гирлянды баранок и связки копчёных колбас ошеломили его. Он, как слепой, начал ощупывать и нюхать колбасу. Наконец он вцепился в неё зубами, откусил, сколько мог, подпрыгнул, ударил по струнам гитары и пустился в пляс.
— Парад алле! — кричал Цыган. — Оркестр — туш!
Командир и начальник штаба с опасением смотрели на своего бойца: не сошёл ли он с ума? Но Цыган плясал от неудержимой радости, которая охватила его, когда он понял, что больше голодать не придётся.
Не переставая бренчать на гитаре, он вскочил на мешки с сахаром, перепрыгнул на ящик, а оттуда — на бочонок.
— Стой! Не двигайся! — завопил опомнившийся Трясогузка. — Там порох!
Цыган посмотрел вниз и чуть не выронил гитару: его босые ноги по щиколотки погрузились в мелкозернистый тёмный порошок.
Подбежал Трясогузка, снял его с бочки и дал крепкий подзатыльник.
— Если б взорвался, я б тебе голову открутил!
Цыган смущённо шмыгнул носом, но не обиделся.
— Это все ваше? — спросил он.
— Нашей армии! — ответил Трясогузка.
— А сколько в армии едоков?
— Дура! — добродушно выругался командир. — Не едоки в армии, а бойцы! Ты третий будешь… Начальник штаба! Накормить бойца Цыгана!..
Пока Цыган пальцами вытаскивал из кастрюли куски вареной колбасы, Трясогузка и Мика пили чай из жестяных банок, по очереди наливая его из чайника, подаренного Николаем. Рядом весело потрескивала печка, сделанная из ведра. Дым шёл прямо в подвал, скапливался у потолка и постепенно уходил в люк.
Рот у Цыгана был занят, а глаза продолжали шарить по мешкам и ящикам.
— Видать, давно не ел! — произнёс Трясогузка, подмигнув Мике.
Цыган прошамкал набитым ртом:
— С позавчера… Как спёр у солдата краюху хлеба, так и все!
— Спёр? — переспросил Трясогузка.
— Спе-е-ер! — хвастливо повторил Цыган.
— Забудь это слово! — вскипел Трясогузка.
— Хорошо! — согласился Цыган. — Это был номер иллюзиониста Брам-Пур-Пура!
— Бестолочь! — прикрикнул Трясогузка. — Клятву не воровать давал?
— Это до клятвы было, — возразил Мика.
Трясогузка немедленно наградил его подзатыльником.
— Не защищай! Пусть запомнит — воровать нам незачем. Еды у нас хватит до самой до коммунии!
— До чего? — не понял Цыган.
— До коммунии!
— А что это такое?
— Коммуния — это… — Трясогузка запнулся, с надеждой посмотрел на Мику. — Сейчас тебе начальник штаба скажет!
И Мике пришлось выручать командира.
— Коммуния — это когда не останется ни одного живого беляка. — Мика мечтательно посмотрел в потолок и продолжал, взволнованно потирая худенькие ручонки: — Тогда Ленин скажет: «Все, товарищи! Война закончена! Поезжайте кто куда хочет — хоть на Чёрное море! И ешьте кому что вздумается — хоть ананасы!..» Доктор всегда говорил маме…
На глазах у Мики навернулись слезы.
— Хватит! Ясно! — сердито произнёс Трясогузка. — Понёс про свои ананасы!
Командир не любил, когда вспоминали прошлое.