Армия без погон - [50]
— Толкал, толкал этого начальника в грудки. За Косой мостик затолкал и говорит: «Вот граница моей земли и чтоб больше сюда ни шагу. Перед партией я сам ответ будут держать».
Волховского арестовали, вмешались сыновья, его освободили. И с той поры в «Красный пахарь» начальство не ездит.
— Да и то сказать, — говорит Рыпыч, — чего нас теребить? Хотя мы и не так хозяйствуем, как другие. Мясо в столовую новогорского завода поставляем мы. С государством расчет у нас полный. Вот только баловством не занимаемся: кукурузу, пшеницу не сеем, от них урожая нету…
То, что я вижу, слышу здесь, не видел, не слышал нигде. Земля колхозная разделена между членами артели, закреплена за ними. Весь урожай с участка колхозника — его личная собственность. По уставу, выработанному артелью, колхозник вносит плату в кассу правления за услуги, которые оно предоставляет для обработки земли, ведения хозяйства. Выражения «частный сектор» здесь не услышишь. Не слышал я слова «сотка», землю делят десятинами, гектарами. Молодняк, племенной скот в отдельных хозяйствах не содержат, для них имеются общественные помещения, там работают люди, состоящие на службе у общества. В каждом хозяйстве штук по сорок гусей, много кур. Даже ближние лесные поляны засеяны клевером. Скотину до полдня пасут в лесу, затем гонят ее на клевер.
На полях выращивают картофель (очень много, он дает большие урожаи), кормовую морковь, брюкву, сеют овес, а ржи очень мало. Хлеб родится плохо, часто получается так: не успеет колос созреть, зарядят дожди, хлеб пропадает.
Во всех бригадах на каждые два-три двора имеется котел или кормозапарник. Устроены они в сараях, которые называют парками. В избах хозяйки готовят пищу только для себя, для скотины в парках. Печи под котлы в парках устроены в земле, котел расположен низко. Вдоль парков тянется дорога, по ней два раза в сутки проезжают водовозки. Ковшами через воронки и лотки заливают котлы водой. Парки облегчают уход за скотом настолько, что даже Рыпыч со старухой кормят к зиме четырех кабанов, столько же яловых коров. Дойную корову они не держат: у старухи болят пальцы в суставах; молоко берут у дочери. Сарай у Рыпыча, длиной метров в пятьдесят, покрыт тесом. Под сараем печка, борова внутри. Когда надо топить печь, сушат на жердях овес, клевер.
В следующем году Волховской собирается провести в Хомутовке водопровод. Деньги в колхозе есть, но труб никак не достать.
Овес, картошку давно убрали. Как и в других колхозах, здесь есть бригадиры. Но они не собирают на работу людей. Здесь не бригадир требует чего-то от людей, а наоборот. Вечером колхозники совещаются, что-то решают. Бригадиры идут к председателю. Я ни разу не видел, чтобы Волховской вмешивался в дела крестьян.
Участки их не разделены межами, границы участка помечаются вешками. Перед посевной колхозники договариваются, где, что каждый будет сеять, сажать. Получается так: если я посеял овес на этом участке, сосед мой рядом сеет овес и так далее. И обработка земли машинами не усложнена. Лошадей содержат в общественной конюшне. Каждый колхозник работает на одной и той же лошади, ее он может держать у себя во дворе. Когда отводит в конюшню, сдает ее старшему конюху. Каждая лошадь имеет свой номер, кличку. У конюха есть журнал, который проверяется ветеринаром.
Я присматриваюсь к жизни людей в Хомутовке, расспрашиваю об этой жизни Рыпыча, Алексея. Стараюсь познать все тонкости ведения хозяйства, но это невозможно. Нужно жить здесь, быть крестьянином. Многое надо не понимать, а чувствовать…
Утром я прохаживаюсь в сарае Рыпыча. Он привез на тачке месива свиньям. Вываливает месиво в лоток, лопатой подгоняет его под перегородку.
— А коров почему не выгнал сегодня в стадо, Иван Ефимович?
— Уже не погоню больше. Пусть стоят до морозов, пусть отяжелеют…
Смотрю на аккуратный лоток, на тачку. На корявые пальцы старика, испачканные месивом. Как первобытно, просто все! И Рыпыч, и тачка, и вот эти жирные до отвращения свиньи! Одной даже лень подняться на ноги, и она старается дотянуться рылом к корыту. И все ж все пока что без техники, о которой кричат взахлеб наши газеты. Что же будет, когда Волховской разбогатеет настолько, что и механизацию начнут применять?
— Послушай, Иван Ефимыч, восходовский председатель Баранов не приезжал к вам?
Старик поставил лопату к стене.
— Был. Приезжал один раз…
Старик рассказывает, как Баранов приехал, посидел с полчаса у Волховского, говорил ему о своих делах. Волховской слушал молча. Потом сказал:
— Я ничем не могу помочь вам. В стране нашей много сельскохозяйственных институтов, академий. Туда обращайтесь.
На том разговор окончился, Баранов больше не появлялся в «Красном пахаре».
Мы выходим из сарая. Курятся парки. Прошла куда-то компания девушек. В Вязевку сегодня должна приехать зачем-то зоотехник Варварова. Отправляюсь туда.
Глава двадцать пятая
Я завшивел. Узнаю об этом так. В потемках притащился в Клинцы. Ужинаю. Сергеевна отчитывает меня за то, что я отбился от дома. Она говорит, что она не какая-нибудь городская, которая может брать с постояльца деньги ни за что ни про что. Раз уж плачу я деньги, то должен обедать, ужинать здесь.
Вторая книга романа «Борис Картавин». Герой после Великой Отечественной войны приезжает в Ленинград учиться в институте. Однако неудовлетворённость собой постоянно вынуждает его вновь и вновь возвращаться к вопросу о правильности выбора жизненного пути, решать сложные нравственные задачи.Для среднего и старшего школьного возраста.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть о славном боевом пути Кантемировской танковой дивизии в годы Великой Отечественной войны.
Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.
Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.
Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.
В книгу вошли два произведения современной ирландской писательницы Дженнифер Джонстон (род. в 1930 г.): «Далеко ли до Вавилона?» и «Старая шутка».Первое из них охватывает период от начала века до 1915 года. Время действия второго — лето 1920 года, момент обострения национально-освободительной борьбы ирландского народа.
В сборник произведений одного из основоположников современной алжирской литературы Мулуда Маммери включены романы «Забытый холм», «Опиум и дубинка» и «Через пустыню». Их герои — жители горных деревушек Кабилии, смелые борцы за национальное освобождение, туареги Сахары, представители алжирской интеллигенции — непосредственные участники социальных преобразований, происходящих в стране в последние три десятилетия.
