Армейская заповедь - [47]

– Став генералом, Клим изменился. На меня он стал смотреть, точно на своего вассала. Некоторое время мы не общались и не вели общих дел. У меня к тому времени была собственная сеть кооперативов, я фактически стал легальным предпринимателем. Но тут начались проблемы с МВД. Мне объявил войну Островной из Управления по борьбе с оргпреступностью. Причем отнюдь не из-за того, что желал покончить с этой самой преступностью. Просто он хотел взять мои кооперативы под собственный контроль. Моим людям стали подбрасывать наркотики и оружие, бросать в СИЗО и прессовать там по полной программе. Островной и его менты нашли свое место в рыночной экономике. Я вызвал Островного на «дипломатическую встречу» и рекомендовал ему оставить в покое моих людей. Через два дня неизвестные снайперы в разных городах России ликвидировали сразу четырех моих парней. Это уже было серьезно. Я нанял телохранителей из бывших офицеров спецназа «Вымпел», но, не проработав и недели, они отказались меня охранять. Мне ничего другого не оставалось, как исчезнуть из Москвы, оставив Островному почти весь свой бизнес... И тут судьба вновь свела меня с Климом. Он нашел меня по собственным каналам, недаром служил в разведке. Он предложил мне стать оружейным дилером. Еще в девяносто первом Клим успешно толкнул партию оружия с армейских складов в Чечне. Именно он вооружил дудаевскую гвардию, но кое-что вывез и в Россию. Клим использовал меня как посредника. Я связывался с группировками и вооружал их боевое звено. Тогда в самом разгаре были гангстерские войны, и войсковое оружие было в цене... Мне казалось, что я помогал своим, так как вооружал исключительно славянские бригады. И я вновь стал состоятельным человеком. Особенно после того, как продал целую партию взрывчатки...

– Клим списал боеприпасы как устаревшие, якобы вывез их на полигон и взорвал, – внес свое слово Шумилов. – На самом деле громыхала пиротехника. Настоящая взрывчатка взрывалась в течение трех лет в различных регионах страны. Между прочим, во время такого взрыва погибла одна молодая женщина, а ее ребенок получил тяжкие увечья. Это была моя семья.

– Что ты мне это говоришь? – недобро, но тихо отозвался Сенатор. – Ты-то где был со своей конторой?

– Военная контрразведка шла по пятам этого «концерна», – ответил Дима. – Но у Клима были покровители в нашей конторе... Взять его нам не давали, хотя мы и обладали информацией и доказательствами. Клим и в самом деле создал концерн[19] ... Мне все это известно, Сенатор. Скажи, почему Клим подставил тебя, а сейчас решил избавиться?

– В середине первой чеченской кампании Клим стал гнать оружие в Чечню. Причем прямо с оружейных заводов. Мне он пудрил мозги, что мы вооружаем дудаевскую оппозицию, на самом деле оружие шло к боевикам и террористам. Я понял это лишь во время второй чеченской. Тогда я и Клим приехали на деловую встречу в один из закрытых пансионатов на юге России. Я не знал, с кем мы должны встретиться, но когда вечером вошел в ресторан, то с трудом унял дрожь. И дрожал я от гнева и собственного бессилия. Деловым партнером Клима оказался... Ты ведь знаешь об этом, Дмитрий Сергеевич?

– Такой информации у меня нет.

– Шамиль... – произнес Сенатор всего одно имя.

Фамилию можно было не уточнять.

– Черный Шамиль. Террорист и убийца. Оказывается, когда отряды Шамиля и ваххабитов вторглись в Дагестан, Клим списал огромное количество оружия на дагестанское ополчение. Тогда ведь вооружали местных жителей, готовых оборонять свои села и города от головорезов Шамиля. Но ополченцам в лучшем случае достались автоматы. Клим же исхитрился списать БМП, ЗРК и прочую технику. Кому она досталась на самом деле, я не знаю.

Война неподконтрольна. На нее многое можно списать. Очень многое. А уж дополнительные субсидии на «мирное строительство в Чечне» – это и вовсе «золотая жила». Клим, оказывается, и здесь не оплошал.

– Я сказал Климу, что Шамиль – это политика, а в политике я не участвую, – тяжело вздохнув, продолжил свой рассказ Сенатор. – Как ни странно, Клим не препятствовал моему уходу. Я, правда, заплатил ему хорошие отступные... Жить, знаете ли, хотелось.

Лицо Сенатора стало морщинистым, совсем старым. Сколько ему лет? Никак не меньше пятидесяти пяти, а то и все шестьдесят. Пожалуй, он впервые признавался кому-либо в собственной слабости. Потому как все они сейчас оказались в одном капкане.

– Года четыре я, как ни странно, жил спокойно, – перешел к заключительной части своего повествования Глеб Виссарионович. – Даже семейством обзавелся. И тут обо мне вспомнил генерал Островной.

– С подачи Клима, – уверенным тоном произнес Шумилов.

– Да, теперь я это понимаю. Завалили одного гада. Весьма богатого. Ну а я к этому... имел, скажем так, некоторое отношение. Островной брал мою квартиру штурмом, сам был во главе двух боевых отрядов. За полтора часа до этого я покинул свое жилище, а вот моей жене досталось. Костоломы Островного били женщину, сломали ей ребра, бросили в камеру... Потом, конечно, отпустили. Когда поняли, что она и вправду не знает, где я. Я не успел покинуть пределы России, и через полгода Островной вычислил мое убежище... Ко всему прочему, прокуратура пришила мне еще и убийство милиционера, которое я не совершал. Мне и в самом деле светило пожизненное.