Армагеддон - [23]

— Не нашего ума дело.

— Гордыня? Понятно.

— Наоборот, разумный эгоизм. Надо принимать все как есть, — продолжал изворотливый последователь Лойолы.

— А если Сингапур появился, от него так просто не отмахнешься.

Окуляры врача блеснули:

— Тогда в баню или к психиатру. Пусть он разложит по полочкам ваш Сингапур.

— Нет уж, извините, рай превратить в лягушку под микроскопом! — и прямо из детства мне явилась распятая лягушка с веснушчатым вспоротым животом.

— Простите, у вас, по-моему, в семье неблагополучно, — продолжал напористый адвокат.

— А у вас благополучно? — вместо лягушки появилась Алла, млеющая на пляже под южным солнцем. И поманила меня рукой.

— Я развелся, — извинил сам себя мой собеседник.

— И я разведусь. Разве это решит мою проблему? Разве я не буду искать параллельной жизни?

— Верно. Идеальная любовь и есть ваша другая жизнь, — заключил актер словами финала какой-то пьесы, видимо, из той, которую сейчас просматривал.

— Но такой любви нет и быть не может.

— Вот я и говорю, вы ищете не свою женщину, а свой утраченный рай.

Было очевидно, он видит перед собой напряженно притихший зал, ожидающей его реплики, которая разразится, как гром, и поднимет зрителей шумной волной аплодисментов.

Так я с ним и не познакомился. По правде говоря, мне было бы напряженно продолжать общение на том же уровне и о том же предмете. Но я думаю, может быть, актер был прав в обоих вариантах. Ведь в обоих случаях он говорил почти одно и то же.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

После посещения «фонарщика» я решил навестить музей Восточных Культур: может быть, там я найду ответ на свои сомнения. Какой-нибудь глупый экспонат возьмет и прояснит, что же со мной случилось. И вовсе не нужно ученых разговоров.

На душе у меня была полная неразбериха, можно сказать, городская свалка. Там, погребенные под грудами прожитых и позабытых реалий памяти, лежали странные и будто бы ненужные воспоминания. Как, например, вот это.

Экскурсия по городу. Я и Тамара вместе с армянами и русскими киношниками. Так получилось. Едем мимо белых небоскребов, мимо банков, фирм, золотых букв, иероглифов, гигантских реклам, пестрых магазинчиков — ссать мне хочется нестерпимо.

Между тем, гида со шкиперской седой бородкой осаждают туристы, и по-русски, и по-английски, где туалет, не спросить.

— Здесь свои местные архитекторы? — интересуется ноздреватый нос. — Или приглашают из Европы?

— Я видела такое только в Бразилии, — кокетничают губы нашлепкой.

— Конечно, приглашают. И едут. Хорошие деньги дают, — говорит армянин по имени Рафик.

Шкипер ведет нас сквозь ряды китайского рынка. Кругом рушат дома (о милое Замоскворечье!). Торчат кучки штукатурки, целые стены, картон. Над всем эти развалом спокойно разворачиваются бетонные домины, как раскрытые книги. Поссать негде.

Рафик, между тем, рассказывает нам, как он с друзьями отправился на Армениан-стрит к Армянской церкви. Вернулись разочарованные. Церковь оказалась пуста. Старые памятники повалены, заброшены. Сторож — и тот индус.

— Здешние армяне делают мани!

— Где же туалет? — наконец спрашиваю я гида.

Он осматривается. И решительно ведет меня в недра китайской закусочной, что застряла здесь между строящимися великанами. За мной по инерции устремляется часть группы, но сразу же отстает. Апельсиновые, анилиновые напитки. Народ — за столиками, промельком, потому что уже невтерпеж. Дальше — закуток. Зеленая дверь. Наконец-то.

Если я помню такие подробности, то не в бреду я это видел — и Тамара тоже была.

В первом варианте к Арбату мне идти было совсем близко. А во втором я шел через Котельническую набережную к Солянке. Потом сел в метро и доехал. Всюду была Москва. Москва была и новая и старая. И родная и чужая. Ее снова подкрашивали и сохраняли, как прежде перестраивали и разрушали. Но поссать было негде, как в Сингапуре. Москва равнодушно смотрела окнами зданий в синее прохладное к осени небо.

— Я люблю свою, прежнюю Москву, — подумал я.

— Но ведь и каждый любит свою Москву, — словно проснувшись, возразил мне мой вечный спорщик, мой загадочный двойник.

— Что же их, несколько тысяч? — подзадорил я его.

— Как всякая древняя столица, она умеет обернутся тысячью разных лиц, — продолжал другой Андрей, не люблю его нравоучительного тона.

— Можно, правда, одолжить, — перескочил я мыслью.

— У кого? — спросил другой Андрей.

— У Татьяны. И купить тур, смотри, рифмуется, в Сингапур, — усмехнулся я ему.

— Интересная мысль, — не то одобрительно, не то сомневаясь, заметил мой незримый собеседник.

— Завтра же улечу! — объявил я.

— А как же виза?

— Были бы деньги!

— Без нее не можешь?

— И без нее и без Сингапура!

— Да ты больной, ненормальный!

— Зато ты у меня нормальный.

(Наступила пауза. Каждый из нас думал о своем.)

— А ты уверен, что прилетишь в тот самый Сингапур? — вдруг ядовито спросил меня другой.

— А в какой же еще? — обеспокоено ответил я, уже отшатываясь от той пропасти, которая разверзалась передо мной.

— Ты уверен, что вы были в том Сингапуре, в который летают отсюда лайнеры и ходят океанские пароходы? — продолжал другой Андрей, как будто даже обрадовавшись своей догадке.

— Но там было все, что бывает, даже черные морские ежи на рынке и колючие плоды, похожие на ежей, — земля продолжала уходить из-под ног.