Армагеддон. 1453 - [4]

– Я надеюсь, что да, го… Эрол. Однако я опасаюсь.

– Чего?

Хамза поежился:

– Только сегодня лазутчик донес слух. Об ученом муже, который тоже слышал тот шепот. Греки повсюду охотятся за ним. Германец, так было сказано. Иоанн Грант.

– Иоанн Грант, – повторил мужчина; гласные звуки непривычно звучали на их языке, османском. – Полагаю, мы тоже охотимся за ним?

– Да.

– Хорошо, – отметил мужчина и вытянул ноги. – Найдите его.

– Он найден. Его держат омишские пираты.

– Омиши? Эти морские крысы? Я думал, венецианцы сожгли их гнездо и рассеяли их.

– Так и есть. Но они все еще крадут, когда могут. Похищают людей. Их шайка держит этого германца на одном из островов в Адриатике. Вероятно, на Корчуле.

– А что, если мы применим против них их собственный огонь?

Собеседник присвистнул.

– Купи его, как мы купили прочих, вроде… того пушкаря, венгра, как его зовут? Тот, который делает для нас огромную пушку?

– Урбан, господин, – ответил Хамза и прикусил язык, однако младший мужчина не обратил внимания на его оговорку. – Но я помню ваш последний приказ: предлагать любому, кто станет помогать грекам, не золото, а сталь.

– Правда? Возможно, в том приказе сказался мой опрометчивый нрав. Однако же… – протянул мужчина и поскреб рыжую бороду. – Может, так оно будет лучше всего. В мертвых я уверен. А живой всегда будет угрозой.

Хамза знал, что логика младшего обычно приводила его именно к такому выводу. Когда год назад его отец умер, его рассуждения завершились на той же мысли – и тем завершилась жизнь его маленького сводного брата. Ребенка утопили в ванне, пока он сам отвлекал мать мальчика в своем шатре, угощая ее свежим шербетом. Потом он отрицал всякие приказы, казнил убийцу и не один день искренне оплакивал малыша. Но стал спокойнее спать по ночам.

Хамза вздрогнул – разумеется, не от холода. Он был виночерпием отца этого мужчины. Иногда – любовником, хотя в последние годы Мурад больше интересовался содержимым чаши, а не тем, кто ее подносит. Тем не менее Хамза был связан с прежним властителем. И чтобы продвинуться при новом, удержать ту благосклонность, которой ему удалось добиться, ему следует повиноваться. И отбросить любые сомнения.

Он собирался заговорить, уверить… и тут услышал, как внутренняя дверь открылась и снова закрылась. Кто-то вошел в комнату. Они услышали, как человек усаживается на подушки по ту сторону ширмы.

– Ты пришла? – прошептал младший мужчина, наклонившись к ширме.

* * *

Она все время была здесь. Полезно оставаться незамеченной и слушать тех, кто полагает себя в одиночестве. Хотя Лейла не сомневалась в своих силах, во всех ее видениях было нелегко разобраться. Знание желаний и страхов человеческих позволяло сосредоточиться на них. Предостеречь. Склонить. Пророчествовать… Ей платили за результаты. Она не приобрела бы свою репутацию, не принимала бы таких людей, как сидящие сейчас в этой комнате, если б ее ответы не удовлетворяли. Способность видеть скрытое от других Лейла унаследовала от матери, но именно отец обучил ее зримому миру. Знанию. «Узнай человека», – говорил он.

Она узнала многих. Нескольких любила, любила страстно, даже когда читала на их лицах смерть, написанную так же отчетливо, как слова в книгах, которыми дорожила. Любила их – и смотрела, как они умирают, отправляла их навстречу неизбежной судьбе, твердо зная, что с этим ничего не поделать.

Лейла никогда не знала мужчину, подобного сидящему сейчас перед ней. Когда он приходил прошлым летом, она была потрясена его силой – поскольку он принес с собой не что иное, как судьбу. Он искал только, как утвердить себя, как уберечь то, что может оказаться хрупким. Она помогла. Она провидела… сплочение, основанное на малой крови и многих улыбках. Теперь он вернулся, и было ясно, что время сплочения миновало. Пришло время приключения. Этого жаждала вся его сущность. Он желал только одного – переделать мир.

Она могла в этом помочь. И помогала.

Когда Лейла услышала достаточно, она поднялась, бесшумно, босыми ногами, прошла к двери, открыла ее, закрыла, а потом чуть слышнее вернулась на свое место.

– Да, – ответила она на его вопрос. – Лейла здесь. И польщена твоим возвращением.

Хамзу удивил ее голос. Он был молодым и глубоким, тогда как все прорицательницы, которых ему довелось встречать в юности, были старыми гарпиями с пронзительным карканьем, и он старался поскорее расплатиться за любовный настой или гороскоп и сбежать. Но еще сильнее, чем голос, Хамзу озадачил акцент. Так не говорил ни один знакомый ему еврей. Ее произношение больше напоминало… цыганку.

К ним принадлежит большинство провидцев, подумал Хамза и пожал плечами. Он вполне мог обойтись без них. Сейчас ему было почти тридцать, и он искал мудрость только в Коране и собственном разуме. Другие, как сидящий рядом мужчина, были не менее благочестивыми, однако не видели разрыва между словами Пророка, между тем, чему их учили их собственные инстинкты, – и словами подобных женщин. «Эрол» станет действовать, основываясь на собственных суждениях. Но ему хотелось, чтобы звезды подтвердили, предсказали его успех.

Младший мужчина еще сильнее склонился к ширме: