Арлекин - [5]

Другая деталь, необходимая в дальнейшем и в то же время дающая новые сведения о характере Володьки-капитана.

Не помню, из-за чего вышел спор, но ударили по рукам, что Володька за год овладеет английским. В совершенстве! Ударили и забыли. Все! Кроме него. А ровно через год... "Хау ду ю ду, мистер Браун?", как пели в те времена. "Мистер Браун", кажется, главврач санатория, так опешил, что вместо проигранных пяти выставил десять дюжин пива. Пиво - ерунда, но каков Володька?!

Как выяснилось, Володька лукавил. Сам и признался, что начинал не на пустом месте. Мальчишкой сдружился с американским негром Джо Иморе, который "сбежал с электрического стула" и оказался аж на Каспии! Облюбовал парусную шхуну "Два друга", где и встретился с Володькой. Как могли, так и учились друг у друга языкам. Джо - по необходимости, Володька - из любопытства, которое помогло в Институте водного транспорта не болтаться среди отстающих, а сейчас выиграть пари. Конечно, капитан поделил расходы за угощение, но изучение английского не оставил. Втянулся. Во-первых, прекрасное занятие в нашей дыре, во-вторых, где еще найдешь такого учителя, каким оказался капитан порта старый морской бродяга и полиглот? И он вцепился в ученика обеими руками! "Ставил" произношение, шлифовал слух к идиомам, искоренял остатки американского сленга, приохотил к английской классике, особенно к Шекспиру.

Итак, каким же образом Володька-капитан стал Арлекином?

...Близился к концу последний предвоенный декабрь. Наступление Нового года предполагалось отметить грандиозным маскарадом на эспланаде. Красотуля превращалась в Пьеро. Суженому досталась роль Арлекина Володька страдал, но противиться не мог и сам, своими руками пошил костюм, который навсегда как бы прирос к его шкуре в виде прозвища.

В канун Нового года на побережье обрушился свирепый норд-ост, заставший буксир южнее Сухуми. Кораблик нашел какую-то щель, куда и забился, но я-то... Я сломал ногу и валялся в каюте, прикладывал примочки на многочисленные синяки.

Капитан воспрянул духом: если шторм продержится хотя бы несколько дней... В такую погоду не до маскарада, и, значит, появилась надежда избавиться от насмешек. Да-да, шторм - это избавление! И мой командир в самом радужном, в самом новогоднем расположении духа отправился на почту, чтобы известить родной порт и, если удастся, возлюбленную о состоянии буксира и его координатах, имеющих быть в настоящее время и, может быть, в новогоднюю ночь.

Дребезжали стекла в окнах почты, Володька надрывал связки:

- Алло-алло, управление порта! Раечка? Май герл, передай руководству, что вверенный мне буксир гордо стоит у причала! Да-да, ты правильно мыслишь: мы не утонули, более того... Что значит ближе к делу?! Принимай: сопротивляясь напору стихии, бодро держимся на поверхности родного моря и шлем братскому коллективу таких же успехов в выполне... Стоп! Это записывать не нужно! Ты не записываешь? Молодец, Раечка! Если не трудно, передай Красотуле мое сожаление-огорчение, но, кажется, мы не успеем на эспланаду, и я не смогу принять участие в карнавале! Что-что? Торчали рыжие усы? На карнавале, под сенью ночи? Оч-чень возможно, что мы все-таки успеем! Так и передай: успеем!

Успеем!.. Разве он знал? А шторм-то и впрямь пошел на убыль. День он еще куролесил на пространстве от Новороссийска до Трапезунда, ночь миновала и так и сяк, а утро тридцать первого декабря застало буксир в море.

...Небо прояснилось. Пронзительно-колкие звезды застыли над гребнем хребта. В черном стыке берега и моря оранжевым глазом подмигивал маячок: "Нагулялись? Подходи. Нагулялись? Подходи!" Капитан поправил на мне одеяло и вздохнул:

- Пора готовиться к маскара... Тьфу, к швартовке. Но все равно: "Хау ду ю ду, Красотуля? Твой Володька напялит тряпки Арлекина, чтобы у Пьеро упаси боже! - не испортилось настроение". Так-то... Если б хоть ты был на ногах, Федя. Волна-то порядочная, а в рубке не штурман - пацан.

- А ты не спеши с переодеванием... Успеешь.

- Хо-хо! А ты взгляни на часы - сколько осталось? То-то! И я обещал, а если обещал - тресну, но сделаю!

Дальнейшие события излагаю по рассказам очевидцев.

Ветер ослаб, но море, раскочегаренное норд-остом, швыряло буксир, как мандариновую корку. Заметно потеплело, на эспланаде - не протолкнуться. Буксир заметили. Таращатся и ждут.

На причале, к которому из последних силенок стремился буксир, два портовых матроса горланили песни и передавали из рук в руки обмякший бурдюк. Только они не оборачивались к морю, только эти двое не слышали хриплого гудка.

Капитан увидел метнувшийся на берег бросательный конец и припал к иллюминатору: "Молодец, боцманюга! Смотри-ка, изловчился и выбил изо рта этого абрека горлышко бурдюка!" Лишь теперь швартовщики повернули головы и вскочили, сообразив, что праздник праздником, а дело делом, и нужно принимать пароход, если принесло с моря какого-то психа. Выволокли швартов на причал и потащили к ближайшей тумбе. Тащил, собственно, один. Второй не смог расстаться с бурдюком. Этот руководил. Плелся за товарищем, помогая советами и жестами.