Арлекин - [49]
Адодуров никогда не учился плохо. Строгий, хотя по-детски восторженный, его ум всегда стремился к четко обрисованной цели, и теперь, подстегнутый беседами с Ильинским, Васята возмечтал о Петербургской академии. Постигая премудрость риторики, он не вылезал из библиотеки и, кажется, тайно пробовал что-то сочинять, стал скрытен, но на их дружбу перемена в Адодурове не повлияла, Тредиаковского он боготворил, как прежде.
Нелепыми казались теперь Василию прежние академические тайны, другими глазами смотрел он на окружающий его известный покой, на ханжество учителей. Месяцы утекали с осенними дождями, день следовал за ночью, ночь за днем, час за часом. Размазанным в пространстве, как ползущая по земле тень грозовой тучи, влачился где-то вдалеке, помимо его сознания, обрыдлый распорядок академической жизни, и он совершал его предписания бездумно, по привычке. Стрелка солнечных часов во дворе бледной линией вытягивалась по лучам циферблата, растворялась в нем в пасмурные, холодные ноябрьские дни. Время замерло, и не было в нем великого таинства, каковым оно представало в рассуждениях архимандрита Вишневского о прошедшем, настоящем, будущем. Ничего кроме скуки и однообразия не приносили богословские классы – квинтэссенция разума, последняя ступень академических знаний. Отцы Церкви, Блаженный Августин, многомудрый Аристотель – из глубины веков их речения доходили пустословным гласом архимандрита, страдающего одышкой и показной важностью. Он уже не казался вершителем судеб, как в день приема, и страшные в прошлом черные глаза на уроках тускнели, затягивались старческой пленкой и тупо сверлили тяжелую книгу из-под нависших морщинистых век. Гедеон Вишневский преобразился в грузного старика, и все вокруг облеклось в приметы его немощи, стало выглядеть трухлявым, назойливо скрипучим, обшарпанным, как тридцать восемь ступенек церковной лестницы, ежедневно подтачиваемых Васькиными башмаками, – тридцать восемь раз вверх и столько же ровно – вниз.
Спасение пришло от «Аргениды» – он давно, еще у Коробова, в самом начале чтения, замыслил перевести ее, дабы книга стала доступна всем желающим пережить им пережитое, и теперь, когда к учению стал нем и слеп, вновь погрузился в, казалось, знакомый мир слов и звуков, в приключения, в бесконечные путешествия Полиарха, и открывались глазу новые, не замеченные сразу красоты, и жить стало легче.
Все же он не отважился переводить «Аргениду» прозой. Эпическая поэма, а он только так воспринимал творение Барклая, привычней звучала для русского уха, изложенная мерными, неторопливыми виршами. Здесь его одобрил отец Иероним и с нетерпением ожидал свершения дерзкого замысла. Переводил он запоем, за эпизодом эпизод, испещряя все новые листы толстой бумаги округлым четким почерком. Спешно неслись из-под пера слова, он трудился так неустанно, что подняться и разогнуть спину было больно, а пальцы окостеневали, но только такая работа, что сродни иноческому подвигу, освобождала его от окружающей пустоты. Иеромонах прочитывал листы и иногда поправлял Василия, и они спорили, и было приятно отстоять свою правоту, доказать ее, убедиться еще раз в верности глаза и точности слуха. Колпецкий, в отличие от самоуверенного префекта, ощущая превосходство Тредиаковского, никогда не настаивал, не давил авторитетом и потому стал несказанно дорог и полезен Василию. Уважение отца Иеронима наполняло сердце бешеной потаенной гордостью, заставляло спешить, спешить, спешить, и дело заметно продвигалось. Первыми слушателями конечно же были Адодуров и Монокулюс, их восторги и замечания были бесценны и неоплатны, какой и бывает истинная помощь друзей.
«Честность, душевная чистота и труд посильный красят человека», – наставлял в противовес Малиновскому Ильинский. И если префект для пользы дела был готов на любое, то Иван, не такой строгий, собранный, не такой лощеный и сдержанный, покашливающий в кулак, потучневший, но всегда любезный, улыбающийся, расположенный к первому встречному, забывающий о приличиях лишь в минуты праведного гнева, Иван делал упор на нравственную чистоту, освобождающую человека от угрызений подавленной совести. Книга воспевала как раз такой свободный и преданный добру идеал, и Тредиаковский, работая до седьмого пота, рад был сознанию, что наконец-то приносит пользу людям. Он обрел в труде счастье; грех перед Алешкой забылся и не давил на душу.
Гедеон Вишневский ничем не выделял его на уроках, и, если бы не присутствие в академии Малиновского, Василий, наверное, вообще бы забыл свои прошлогодние переживания. Отец Платон остановился перед порогом последнего курсуса биенниума, двухгодичного цикла богословия, принял новых риторов (в их числе Адодурова, ставшего теперь первым учеником), и Василий больше от него не зависел. Но Тредиаковский ощущал, ощущал постоянно, что префект не забыл и по-прежнему неотступно следит за ним издалека, чувствовал и знал: Малиновский неоднократно интересовался у Васяты, чем занят «наш поэт».
А Василий действительно начал ощущать себя поэтом: с изумлением ловил себя на том, что мыслит пышными, не простыми словами, не обиходными, речевыми, а почерпнутыми из «Аргениды», из псалмопений, вообще отовсюду, где подглядел их ставший невероятно цепким и жадным глаз. Он копил слова целый день, и перед сном они укладывались в голове, ворочались в ней тяжелым, постепенно лишь размываемым звуковым кошмаром.
Уже тысячу лет стоит на берегах реки Волхов древнейший русский город – Новгород. И спокон веку славился он своим товаром, со многими заморским странами торговали новгородские купцы. Особенно ценились русские меха – собольи куньи, горностаевые, песцовые. Богател город, рос, строился. Господин Велики Новгород – любовно и почтительно называли его. О жизни древнего Новгорода историки узнают из летописей – специальных книг, куда год за годом заносились все события, происходившие на Руси. Но скупы летописи на слова, многое они и досказывают, о многом молчат.
Петр Алешковский – прозаик, историк, автор романов «Жизнеописание Хорька», «Арлекин», «Владимир Чигринцев», «Рыба». Закончив кафедру археологии МГУ, на протяжении нескольких лет занимался реставрацией памятников Русского Севера.Главный герой его нового романа «Крепость» – археолог Иван Мальцов, фанат своего дела, честный и принципиальный до безрассудства. Он ведет раскопки в старинном русском городке, пишет книгу об истории Золотой Орды и сам – подобно монгольскому воину из его снов-видений – бросается на спасение древней Крепости, которой грозит уничтожение от рук местных нуворишей и столичных чиновников.
История русской женщины, потоком драматических событий унесенной из Средней Азии в Россию, противостоящей неумолимому течению жизни, а иногда и задыхающейся, словно рыба, без воздуха понимания и человеческой взаимности… Прозвище Рыба, прилипшее к героине — несправедливо и обидно: ни холодной, ни бесчувственной ее никак не назовешь. Вера — медсестра. И она действительно лечит — всех, кто в ней нуждается, кто ищет у нее утешения и любви. Ее молитва: «Отче-Бог, помоги им, а мне как хочешь!».
В маленьком, забытом богом городке живет юноша по прозвищу Хорек. Неполная семья, мать – алкоголичка, мальчик воспитывает себя сам, как умеет. Взрослея, становится жестоким и мстительным, силой берет то, что другие не хотят или не могут ему дать. Но в какой-то момент он открывает в себе странную и пугающую особенность – он может разговаривать с богом и тот его слышит. Правда, бог Хорька – это не церковный бог, не бог обрядов и ритуалов, а природный, простой и всеобъемлющий бог, который был у человечества еще до начала религий.
Два отважных странника Рудл и Бурдл из Путешествующего Народца попадают в некую страну, терпящую экологическое бедствие, солнце и луна поменялись местами, и, как и полагается в сказке-мифе, даже Мудрый Ворон, наперсник и учитель Месяца, не знает выхода из создавшейся ситуации. Стране грозит гибель от недосыпа, горы болеют лихорадкой, лунарики истерией, летучие коровки не выдают сонного молока… Влюбленный Профессор, сбежавший из цивилизованного мира в дикую природу, сам того не подозревая, становится виновником обрушившихся на страну бедствий.
Сюжеты Алешковского – сюжеты-оборотни, вечные истории человечества, пересказанные на языке современности. При желании можно разыскать все литературные и мифологические источники – и лежащие на поверхности, и хитро спрятанные автором. Но сталкиваясь с непридуманными случаями из самой жизни, с реальными историческими фактами, старые повествовательные схемы преображаются и оживают. Внешне это собрание занимательных историй, современных сказок, которые так любит сегодняшний читатель. Но при этом достаточно быстро в книге обнаруживается тот «второй план», во имя которого все и задумано…(О.
Салиас-де-Турнемир (граф Евгений Андреевич, родился в 1842 году) — романист, сын известной писательницы, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. В 1862 году уехал за границу, где написал ряд рассказов и повестей; посетив Испанию, описал свое путешествие по ней. Вернувшись в Россию, он выступал в качестве защитника по уголовным делам в тульском окружном суде, потом состоял при тамбовском губернаторе чиновником по особым поручениям, помощником секретаря статистического комитета и редактором «Тамбовских Губернских Ведомостей».
В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия — широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…
Он был рабом. Гладиатором.Одним из тех, чьи тела рвут когти, кромсают зубы, пронзают рога обезумевших зверей.Одним из тех, чьи жизни зависят от прихоти разгоряченной кровью толпы.Как зверь, загнанный в угол, он рванулся к свободе. Несмотря ни на что.Он принес в жертву все: любовь, сострадание, друзей, саму жизнь.И тысячи пошли за ним. И среди них были не только воины. Среди них были прекрасные женщины.Разделившие его судьбу. Его дикую страсть, его безумный порыв.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
Евгений Водолазкин в своем новом романе «Брисбен» продолжает истории героев («Лавр», «Авиатор»), судьба которых — как в античной трагедии — вдруг и сразу меняется. Глеб Яновский — музыкант-виртуоз — на пике успеха теряет возможность выступать из-за болезни и пытается найти иной смысл жизни, новую точку опоры. В этом ему помогает… прошлое — он пытается собрать воедино воспоминания о киевском детстве в семидесятые, о юности в Ленинграде, настоящем в Германии и снова в Киеве уже в двухтысячные. Только Брисбена нет среди этих путешествий по жизни.
Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера “Лавр” и изящного historical fiction “Соловьев и Ларионов”. В России его называют “русским Умберто Эко”, в Америке – после выхода “Лавра” на английском – “русским Маркесом”. Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа “Авиатор” – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится.
Роман Евгения Водолазкина «Лавр» о жизни средневекового целителя стал литературным событием 2013 года (премии «Большая книга» и «Ясная Поляна»), был переведен на многие языки. Следующие романы – «Авиатор» и «Брисбен» – также стали бестселлерами. «Соловьев и Ларионов» – ранний роман Водолазкина – написан в русле его магистральной темы: столкновение времён, а в конечном счете – преодоление времени. Молодой историк Соловьев с головой окунается в другую эпоху, воссоздавая историю жизни белого генерала Ларионова, – и это вдруг удивительным образом начинает влиять на его собственную жизнь.