Аркашины враки - [37]
Генрих снова поворачивается к Элисбару.
– И ты тоже спятил. Ты что, забыл мою сестру?
Элисбар останавливается.
– Нет, я не забыл… (Кадры кинохроники пятидесятых годов. Расстрел демонстрантов.)
Генрих и Элисбар стоят лицом к лицу в вопящей толпе, они то шепчут, то кричат, как два идиота.
– Мать и Нино пошли защищать статую Сталина. Мария!..
– Она идет, Гено.
– С отца еще судимость не сняли, его на работу не брали, а они – защищать Сталина!.. Ты помнишь?
– Помню.
– А на улице вот так же сходили с ума, так же орали. Только они орали: «Ленин! Сталин! Мао!»
Генрих складывает руки рупором и кричит в толпу:
– Ленин! Сталин! Мао! Ленин! Сталин! Мао! Ленин! Сталин! Мао!..
На него смотрят, кто-то смеется, узнает его:
– Это же Генрих, клоун! Привет, Масхара!..
Генрих перестает кричать. Смотрит поверх голов на стену ближнего дома.
– Вон они, следы от тех пуль, Элисбар.
Генрих прижимается лбом к плечу Элисбара. Ему нехорошо.
– Помнишь, внесли Нино. Ты помнишь?.. Пятнадцать лет… пятнадцать лет Нино жила инвалидом. И умерла в день своего рождения. Ей исполнилось тридцать. Не было лучше, красивей, добрей моей сестры! Ты помнишь?..
Внезапно отстраняясь от Элисбара Генрих вопит:
– Мария! Да где же она, Элисбар?!
– Я вижу ее, вижу, она уже выбралась, ждет нас у платана.
Генрих без сил, еле жив.
– Элисбар, я не знаю, что со мной, я все время боюсь потерять… эту дуреху… из Соликамска…
– Почему бы тебе не обвенчаться с нею?
Генрих оторопело смотрит на Элисбара:
– Да какая же разница?
– Я думаю, ей бы хотелось.
– Но ведь меня даже не крестили!
Они пробираются к огромному платану, у которого ждет Мария. Генрих берет ее за руку, тащит за собой.
– Всё, больше я тебя не отпущу.
– Пусти, Генрих, мне больно, я сама возьму тебя за руку.
Мария берет его руку, заглядывает в глаза.
– Генрих, что значит (говорит по-грузински) «русская шлюха»?
Генрих теряется.
– Ну, это значит… это значит…
– Я так и подумала.
Генрих свирепеет.
– Кто?! Кто это сказал?
– Успокойся, они не хотели меня обидеть. Они думали – я не пойму. Да ведь я и правда не поняла!
Мария улыбается Генриху, начинает смеяться. Генрих хохочет вслед за ней. Элисбар, который ушел вперед, оглядывается на них и тоже начинает смеяться, но быстро перестает. Он с тревогой смотрит на них. А Генрих все хохочет…
…Генрих стоит в трусах на балконе. Уже совсем стемнело. По улице под фонарем проходит патруль. Среди ребят с автоматами – веселый молодой Артур. Обгоняя патруль, бегут ночные спортсмены с фонариками.
Генрих провожает глазами Артура. И вспоминает, где его видел, – утром, на вокзале. Он обыскивал багажники такси на вокзале. Это называется «зачистка».
Генрих уходит с балкона, идет в спальню, берет бутылку и конверт, отпивает глоток коньяка, садится к трюмо, прислоняет конверт к зеркалу. Пристально смотрит на себя. И слышит собственный голос.
– Робик прав. Ленивый клоун хуже бойкого жулика. Надо работать.
Берет из баночки белила, наносит на лицо. Черным обводит глаза. Голос продолжает звучать в нетрезвой его голове.
– Что же мы будем работать?.. Вот это?..
Лицо Генриха вдруг умирает. Оно мертвенно неподвижно, живут только глаза. Он переводит их направо, налево, вверх, вниз. В конце концов снова видит конверт, словно спотыкается о него. Хватает, комкает, чуть не рвет в клочья. Но останавливается, расправляет, ставит за зеркало. Берет салфетку, с отвращением, кое-как стирает грим. Смотрит на свое отражение.
Зеркало мутнеет…
Мария и Генрих в базилике. Белые стены, поломанные стулья. Луч солнечного света падает на пол – на могильные плиты и на спортивный мат. Генрих в трико стоит в стойке на голове, медленно разводя и соединяя ноги. Мария сидит на мате, читает тетрадку. Поднимает голову, смотрит на Генриха.
– Я тебе не мешаю?
– Ты мне помогаешь.
– Как это?
– Я тобой любуюсь. Если бы не ты – не имело бы смысла так долго стоять на голове. Что ты читаешь?
Генрих падает на мат рядом с Марией.
– Сосо дал мне роль.
– Прочти.
Мария читает по тетрадке:
– Багратион кричит: «Хозяйка, принеси воды!» Входит хозяйка. «Держи, барин». В кадре видно, как вода каплет с ковша, пока пьет Багратион.
Генрих печально смотрит на Марию.
– Ну и кого ты играешь?
– Хозяйку.
– Играй лучше воду, Мария! – Генрих с кряхтением снова делает стойку на голове. – Он ухаживает за тобой?
– Багратион?
– Сосо.
– За мной ухаживает Вахтанг, ты же знаешь.
– Послушай, Мария, поклянись мне в верности.
– Клясться – грех.
– Все, что мы с тобою делаем, – грех.
– Ты бы мог мне этого не говорить. Я и так знаю.
– Мария, поклянись. Ты видишь, я стою перед тобой на коленях.
– Ты стоишь на голове.
– Это еще труднее.
– Ну, я так тоже могу! Вот!
Мария делает стойку на голове, юбка падает, закрывая лицо и обнажая ноги.
Входит Элисбар. Застывает в солнечном луче, бьющем из двери. Отворачивается.
– Грешники, я принес вам хлеб и вино.
Ставит у порога узелок, хочет уйти.
Генрих вскакивает на ноги, бежит за Элисбаром.
– Стой, не уходи, Элисбар! Обвенчай нас. Ну, что молчишь?.. Это же церковь. Обвенчай нас здесь, сейчас.
Элисбар неуверенно улыбается.
– Ты же некрещеный. Тебе надо сначала креститься.
– Хорошо, сначала окрести, потом обвенчай. Сейчас же! И скажи ей: жена должна быть верна мужу своему!..
Когда ее арестовали, она только что забеременела. Доктор в тюрьме сказал, что поможет избавиться от ребенка: «Вы же политическая — дадут не меньше восьми лет. Когда дитятке исполнится два года — отнимут. Каково ему будет в детских домах?» Мать лишь рассмеялась в ответ. Спустя годы, полные лишений, скорби и морока, она в очередной раз спасла дочь от смерти. Видимо, благородство, закаленное в испытаниях, превращает человека в ангела. Ангела-хранителя. Рассказы, вошедшие в книгу «Молёное дитятко», писались в разные годы.
«КРУК» – роман в некотором смысле исторический, но совсем о недавнем, только что миновавшем времени – о начале тысячелетия. В московском клубе под названием «Крук» встречаются пять молодых людей и старик Вольф – легендарная личность, питерский поэт, учитель Битова, Довлатова и Бродского. Эта странная компания практически не расстается на протяжении всего повествования. Их союз длится недолго, но за это время внутри и вокруг их тесного, внезапно возникшего круга случаются любовь, смерть, разлука. «Крук» становится для них микрокосмом – здесь герои проживают целую жизнь, провожая минувшее и встречая начало нового века и новой судьбы.
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.