Аркадия - [18]

В 1518 году Кастриот одержал победу, подкупом добившись у папы Льва X позволения на второй брак – точнее, двусмысленного документа, который можно было истолковать как позволение. Всего лишь через пару месяцев курия «отозвала» свою бумагу как «добытую обманом», но Альфонсо хватило этого времени, чтобы обделать свое дело, вероятно, до точки подготовленное заранее: он успел жениться на девушке из великолепного герцогского рода Гонзага[97], и этот брак был признан. Когда через три года Лев X умер, Саннадзаро отозвался латинской эпиграммой:

В час последний свой, таинств священных взыскуя,

Лев причаститься не смог: сам их распродал давно.

Грустную и светлую любовь-дружбу с Кассандрой поэт сохранит до последнего вздоха, посвящая ей стихи и целые книги. В стихах он, уже семидесятилетний, горяч и страстен, пламенея от ее взгляда, покрывая мысленными поцелуями ее брови, глаза, волосы, руки.

Саннадзаро все чаще терпит изнурительные боли в желудке, сопровождаемые кровавой рвотой, которые, по его собственным словам, подчас доводят его до полубезумного состояния. Но когда острота боли спадает, он благодарит Бога за то, что «проходит чистилище на этом свете»[98]. И как только чувствует себя в силах, садится на коня и едет к Кассандре, чтобы снова и снова переживать восторг от одного созерцания и слышания, от сознания близости с самым дорогим на свете существом. А затем принимается за поэму о рождении Христа от Девы, считая эту работу главной задачей своей жизни. Он не оставляет и своих товарищей по Академии, заседания которой уже регулярно проходят у него на вилле. В 1525 году, оправившись от тяжкого приступа болезни, когда никто не ждал, что он встанет с одра, Саннадзаро избирается председателем Академии и носит это звание до конца дней.

Поэма «О рождении от Девы», после долгой шлифовки изданная в 1526 году, была с энтузиазмом воспринята в церковных кругах как вдохновенный и искусный ответ на «хулы еретиков», то есть протестантов, отвергавших почитание Марии как Приснодевы, Божьей Матери, Предстательницы церкви. Поэт получил восторженный отзыв от папы Климента VII. Не стоит, однако, забывать, что тогда же, издалека следя за первыми шагами протестантизма, Саннадзаро смотрел в его сторону с живым интересом и надеждой, разделяя с Лютером ярость против распутного и подкупного папства. В своих письмах, даже адресованных папским секретарям, он, бывало, не удерживался от горячего пожелания, чтобы Рим был когда-нибудь сожжен Господним гневом, подобно Содому и Гоморре.

Последние годы поэта были омрачены гибелью ставшего любимым уголка – виллы на Мерджеллине. Вновь, который уже раз в его судьбе, по хрупкому маленькому миру уединенной жизни прогрохотала колесами государственная военная машина. В апреле 1528 года французские войска, осадив Неаполь с моря, сделали попытку прорваться в город со стороны Поццуоли, через ту самую «крипту», у входа в которую погребен Вергилий. Расположенная неподалеку вилла Саннадзаро, с башней, что поэт построил для наблюдения за звездами и любования морскими далями, могла стать для них опорным пунктом. Взгромоздив на башню несколько пушек, они простреливали бы округу почти на полкилометра. Возглавивший по приказу Карла V оборону Неаполя Филибер де Шалон, князь Оранский[99], упреждая такую опасность, распорядился разрушить и дом и башню. Окруженный зеленью приют поэта за пару часов был превращен в кучу камней и щебня. Саннадзаро принял потерю мужественно, понимая, что протесты и жалобы бесполезны. Но когда два года спустя, лежа на смертном одре, он услышал, что князь Филибер убит при осаде Флоренции, слова его были: «Марс отплатил за оскорбление, которое он нанес Музам».

Мучимый болезнью, Саннадзаро много лет жил с мыслью о близкой смерти. После пятидесяти он мало что приобретал, стараясь ограничивать себя в потребностях. Теперь, в старости, видя приближение конца, надо было раздавать и жертвовать. Церковь, еще не вполне законченную, вместе с суммой денег на ее содержание и участком земли, оставшимся от разоренной виллы, он отдал монашескому ордену сервитов. При этом он просил монахов совершать ежедневные мессы о душах покойных родителей, короля Федерико и своей собственной. Он оставил при себе только двух слуг – повара и посыльного. Это были юноши-негры, купленные совсем маленькими и выросшие у него в доме[100]. Еще до смерти Якопо обоим была дарована личная свобода; по завещанию они получали также его фамилию и суммы денег, достаточные для обзаведения домашним хозяйством и семьей. Одного из мальчиков, отличавшегося хорошим характером и восприимчивостью, он обучил латинскому языку, истории, философии и музыке. Товарищ поэта по Академии вспоминал, как во время ученой дискуссии по вопросу восстановления текстов Проперция, найденных незадолго перед этим в испорченной рукописи, Саннадзаро предложил своему чернокожему слуге пропеть стихи в том варианте, что он сам, Саннадзаро, считал правильным. Тот прекрасно исполнил волю хозяина, подыгрывая себе на лютне. Этот негр, имя которого биографы передают как Сенцало, вместе с поэтом принимал участие в собраниях Академии и даже, как утверждают, был зачислен в ее состав.