Аркадия - [7]

Наконец, я села под дерево. Прямо напротив меня нашел свой последний приют Гуннар Ларсен. И хотя холодные капли дождя сделали землю почти ледяной, Гуннару уже не было холодно. А мне было. Я нашла единственное положение, в котором дождь на меня не капал, под двумя большими ветками и замерла, боясь сделать лишнее движение. Я сидела на корточках, рассматривая конверт. Он промок, и дольше медлить было нельзя — чернила наверняка уже растеклись. Я вытащила письмо. Я мгновенно узнала папин почерк, но взгляд все равно против воли скользнул по низу страницы, и я увидела подпись. «Твой отец, Драган». Мой отец, подумала я. Чей же еще? Я начала читать.

«Здравствуй, принцесса. Вот тебе и исполнилось восемнадцать лет. Может случиться так, что ты увидишь это письмо прежде, чем я успею с тобой поговорить. Мне бы этого не хотелось, принцесса, но если так и получилось, не откладывай в сторону это письмо. Мы с твоей мамой (Розой, если к тому времени она научит тебя не упоминать, что она твоя мать) должны, наконец, побыть с тобой честными. Я еще не знаю, где ты найдешь это письмо, моя девочка и будешь ли ты знать сербский настолько хорошо, чтобы прочесть его. Впрочем, о последнем я позабочусь. Сейчас ты спишь в своей колыбели, от роду тебе четыре дня, и ты уже сделала меня счастливым. У нас впереди долгих восемнадцать лет, и я буду любить тебя так сильно, как только смогу. И буду оберегать тебя от всего, в том числе и от правды. Но однажды ты должна будешь ее узнать. Если ты держишь это письмо, то этот день настал сегодня. Мы с твоей мамой пережили намного больше, чем рассказывали тебе (вернее, из перспективы времени, когда я это пишу — расскажем). Мы были в таких местах, которых, строго говоря, и на Земле-то нет. И мы любили друг друга так сильно, что променяли бессмертие и рай на возможность быть вместе и дать жизнь тебе. Если быть откровенным излишне, твоя мама сделала это не совсем добровольно, но в конечном итоге она довольна. Задолго до того, как я даже смел мечтать о твоем появлении на свет, но незадолго до того, как я узнал, что оно, в определенных терминах уже состоялось, я принес неосмотрительную клятву одному могущественному и не вполне человеческому существу.»

У меня было ощущение, что я читаю фантастический роман, все имена и совпадения случайны. Я никак не могла понять, что хоть что-то из написанного имеет отношение ко мне.

«Мы разрешили ему забрать нашего первенца по достижении им восемнадцати лет, и только таким образом смогли вернуться домой. К тому времени, как я попал сюда, мир очень изменился. И мне до сих пор кажется, что все происходившее прежде было не больше, чем сном. Однако, я понимаю, как опасно считать подобным образом. Поэтому я хочу рассказать историю моей жизни, которая покажется тебе бредом шизофреника. Я владел невыразимой магией и прожил тысячу лет, обменяв все на жизнь в Белграде, а затем и в Стокгольме. Так же поступила и твоя мама. Наверное, подростковые романы твоего времени учили тебя тому, что стоит отдать все ради магии и приключений, но это не совсем так.»

Я жадно читала, мне казалось, будто я физически ощущаю, как мой мозг поглощает слово за словом, не ощущая вкуса. Но шум заставил меня отвести взгляд от письма, я вздрогнула. Кто-то будто скребся о кору деревьев, и когда я взглянула вперед, я увидела тень, скрывшуюся за массивным дубом. Мне стало не по себе. Становилось совсем темно, и скоро я не смогла бы различить буквы. Я вернулась было к чтению, но звук раздался снова. На этот раз я увидела у дуба неподвижную тень, явно принадлежащую человеку. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, кому.

Джордже стоял передо мной. Половина его головы треснула, и я видела сочный мозг, розовый, как губы моей матери, блестящий между двумя осколками черепа. Один глаз был изуродован, потек, зато второй смотрел ясно и вовсе не так испуганно, как я запомнила. Я почувствовала, как кровь отхлынула от щек.

— Джордже! — воскликнула я, хотя мне даже не полагалось знать его имя. Хотя я и была готом, увидеть призрака в мои цели и мечты не входило. Я ни на секунду не подумала, что он может быть жив или что это может быть какой-то другой, похожий человек, которому требуется помощь. Рана в его голове кричала о смерти. Он смотрел на меня, и я дрожала под этим взглядом. Я спрятала письмо под майку, машинально, поднялась, прижавшись к дереву.

— Я не виновата! Я не могла ему помешать!

Но Джордже молчал. А потом я услышала его голос, почти такой же, как и на вечеринке в честь моего дня рожденья, ставшей для Джордже последней. Такой же молодой, такой же напуганный. Но губы его не шевельнулись.

— Пора возвращаться домой, Делия.

— Домой, это куда?

Но он не ответил, сделав вместо этого шаг вперед. Его движения были совершенно раскоординированы, как у мертвецки пьяного. У меня появилось странное ощущение, словно он просто тряпичная кукла, которую кто-то надел на руку. Я развернулась и побежала. На меня, по крайней мере, не напал ступор, как на людей в фильмах ужасов. Зато все ощущения обострились предельно. Я ощущала, как колет живот краешек письма, торчавший у меня из-за пояса, я ощущала, как увязают в мокрой земле ботинки, я ощущала присутствие Джордже за спиной. Нет, не дыхание, не шаги — только присутствие, будто у меня было иное чувство — иное чувство для иных существ. Я точно знала, он со своей развороченной головой, гонится за мной. Я только не знала, что будет, когда он меня поймает. Не съест, он же не зомби. Не выпьет кровь, он же не вампир. Не растерзает, он же не оборотень. Что вообще делают призраки, кроме как пишут жуткие слова кровью на зеркалах и швыряются предметами?