Арка святой Анны - [15]

Чу, шаги у входа… Кто бы это мог быть? Тот самый студент, с которым мы только что познакомились. В таком месте и в такую пору! Поглядим, что будет он делать.

Васко окинул взором все просторное помещение; и уверенно, как человек, оказавшийся в знакомом и привычном месте, направился к жутковатой двери в конце зала.

— Пошли вам бог добрый вечер, Руй Ваз! — промолвил студент, обращаясь к ратнику, который, судя по этому приветствию и по тому, что принял оное как нечто вполне обычное, явно был знакомцем Васко.

— Добро пожаловать, сеньор Васко… Мне бы следовало сказать, дон Васко, но что готовится, то сбудется.

— Вечно у вас какие-то намеки, Руй. Клянусь жизнью, никак не пойму ваших недомолвок и обиняков! Когда дождусь я от вас ясного слова, человече?

— Чтоб так же дождаться моей собственной душе слова от господа, как дождетесь вы от меня слова, и ясного, и внятного, и правдивого, лишь бы язык мне развязали. Но покуда он безмолвнее и неподатливее этой черной двери.

С этими словами он показал многозначительным жестом на пугающие janua inferi,[6] каковые сторожил, перекрестился и продолжал:

— Только бы они нас не услышали, сеньор Васко! У этих стен есть уши. Сегодня вы пришли рано.

— Всегда я прихожу слишком рано. Кто там?

— Кому там быть? Брат Жоан, ваш дядюшка, прочие друзья-приятели и эта подлая собака, Перо Пес, те же, что всегда, те же, что всегда.

— Могу я войти? Никаких новых распоряжений по было?

— Не было.

— Тогда прощайте, Руй Ваз, я тороплюсь, пройду во внутренние покои.

— Послушайте, Васко, юный мой сеньор, хотите, дам вам добрый совет? Вы знаете, я вам истинный друг, мои предупреждения всегда вам были на пользу… Так вот, еще одно, прислушайтесь к нему — не ходите туда.

— Почему?

— Потому что…

Алебардщик обнял студента за плечи, притянул поближе и договорил ему на ухо, шепотом:

— Потому что нынче там готовится какое-то злодеяние, и немалое… Мне сердце подсказывает, я по их лицам, как по книге, читаю, у всех у них ухмылка дьявольская, и все ходят с таким хитрым видом! Готовят какую-то адскую затею.

— Знаю, что готовят, потому я и пришел.

— Вы!

— Да, я… чтобы ее расстроить.

— Дитя!

— Не настолько дитя, чтобы не… До свидания, Руй Ваз, мы скоро увидимся снова, я ненадолго.

И, не мешкая, студент отошел от алебардщика и как человек, знающий здесь все закоулки, направился к маленькой дверце неподалеку, совсем незаметной; едва ли различил бы ее в стене тот, кому не были знакомы и доступны petites entrées[7] Епископского дворца.

Глава V. Васко

Васко было девятнадцать лет, и вот уже пять лет он жил в Порто, где учился — чтобы пойти в каноники, как утверждал его дядюшка, под опекой которого юноша состоял, — чтобы отправиться потом в Саламанку и выучиться на лекаря, утверждал он сам. Пределом его желаний и самой честолюбивой мечтой было стать преемником того, кого почитал он вместилищем всей доступной человеку учености, и был это мастер Симон, королевский лекарь.

Одеянье мастера Симона, попоны, красовавшиеся на верховых мулах мастера Симона… и племянница мастера Симона, красивая и острая на язык Жертрудиньяс — таковы были предметы его восторгов.

— Лишь бы мне добиться желтой докторской шапочки, — говорил он себе в честолюбивых своих мечтаньях, — и вот я уже человек с положением, женюсь на Жертрудиньяс, ее дядюшка берет меня в помощники, сажусь себе на мула с попоной и еду позади короля, раз уж еду позади мастера Симона… А все давай спрашивать друг друга: что это за молодой лекарь в свите короля? А это мастер Васко, племянник мастера Симона, вернее, он женат на его племяннице, красавице Жертрудиньяс с улицы Святой Анны, где арка-часовня…

Однако же дядюшка — не будущий, а нынешний — возлагал на него совсем другие надежды: хотел, чтобы юноша принял духовный сан и чтобы он стал каноником с постоянным доходом при святом епископском соборе в Порто; у него имелись на то свои причины, весьма основательные.

Дядюшка Васко был не кто иной, как сам брат Жоан да Аррифана, заплывший жиром плечистый францисканец, пользовавшийся великим влиянием и весом как у себя в ордене, так и за его пределами, не потому что блистал образованностью, каковая заплыла жиром под стать ему самому, а потому, что был горазд на плутни и витиеватые речи настолько, что современные историографы Серафического ордена именуют его Пассаролой четырнадцатого века.^{32}

Кроме того, брат Жоан да Аррифана отличался… Но не будем утруждать кисть, живописуя этого и прочих персонажей, играющих важную роль в нашей истории: пусть запечатлеются их дагерротипы непосредственно в глазах самого читателя и в свете собственных их слов и деяний по мере развития нашего повествования.

О нашем студенте расскажем немного подробнее. Итак, числился он студентом; а в те времена сказать «студент» было почти то же самое, что сказать «клирик», слова эти означали почти одно и то же. Одежда его была отчасти на церковный лад, отчасти на мирской и также говорила о неопределенности его положения. Легче всего давались ему фехтование, стрельба из арбалета, искусство верховой езды и все рыцарские занятия, но все же он мог похвалиться некоторой образованностью и тем, что не совсем зря потратил время, которое достаточно неохотно — призна́ем правду — уделил и продолжал уделять урокам Пайо Гутерреса, архидиакона из Оливейры, знаменитого наставника юношества в ту пору; и надо сказать, что этот чертенок Васко был его любимцем, хотя прилежание выказывал малое и лишь по временам.